— Вы чего, вы чего, ребята? — перепугался прораб, в защитном движении закрыл лицо ладонью. — Я ничего не сделал.
— Во! Допрос еще не начался, а он начал отвечать на поставленные вопросы, — усмехнулся лейтенант, мягко трогая машину с места. — Что за народ!
Уже после первых двадцати минут беседы с прорабом стало понятно — он к убийству не причастен, имеет отношение к нему не большее, чем ко Дню Парижской коммуны.
Прораба пришлось отпустить.
Президенту на стол тем не менее легла записка с короткой пометкой в верхнем правом углу: «Срочно». Президент эту записку прочитал с удовольствием — теперь он может смело смотреть журналистам в глаза: убийцы, сами исполнители, найдены. Дело осталось за малым — найти заказчика.
Президент с воодушевлением потер руки.
18
По делу об убийстве Влада продолжали работать не только следователи — продолжали работать и эксперты. В частности, они обратили внимание на одну деталь. Когда Кузякина, выйдя из квартиры, увидела Влада, то лицо его было чистым, каким-то изумленным, такое лицо бывает у человека, когда его внезапно останавливают на улице, а потом выражение изумления исчезло и главное — на лице появились сильные кровоподтеки, гематомы — уже у мертвого, будто боль, которую Влад ощутил живым, пришла с опозданием к мертвому.
Медики подтвердили — такое иногда бывает с убитыми людьми.
19
Требовалась глубокая обработка связей Влада.
Выяснилось, что незадолго до своей гибели Влад затеял перестройку телевизионного канала — он получил высокое назначение на пост генерального директора и решил разобраться не только в том, что появляется на экране телевизора, на его «кнопке», но и что делается за кадром. Например, сколько канал получает денег от рекламы, куда они идут?
Однажды утром на столе в его кабинете оказалась записка — она лежала поверх газет и писем: «Вы напрасно это затеяли, господин хороший. Последствия могут быть непредсказуемы. Доброжелатель». Влад вызвал секретаршу:
— Ко мне кто-нибудь заходил?
— Нет.
— Странно, — пробормотал он обескураженно, близоруко сощурил глаза под стеклами очков. Когда он так щурил глаза, то казался совершенно безоружным — бери голыми руками. Многие женщины, влюбленные в него, на этом попадались. На деле же Влад был далеко не безоружным человеком.
Среди денежных потоков, которые крутились вокруг телевидения, Влад прежде всего обратил внимание на рекламные деньги. Уж очень много их было, и рождались они буквально из ничего, из воздуха, падали сами по себе с небес. Причем, качество рекламы не влияло на поступления. Влияло время, отведенное под рекламу, — а так хоть собственный кулак показывай в экран либо рекламируй немытые руки и грязные ногти — главное, чтобы время это было оплачено. Звонкой монетой. Долларами. В крайнем случае — немецкими марками или английскими фунтами.
Это был золотой дождь, который сыпался с небес, бегай только с кастрюлькой либо с подносом от одного облака к другому да подставляй посудину под струи. Поскольку телевидение напрямую рекламой не занималось, то оно продало рекламное время посредникам, которые быстро сообразили что к чему. И из каждой кастрюльки телевидению отдавали лишь малую толику, две-три монетки, остальное забирали себе.
Очень жирным и очень толстым оказался этот пирог. Но шел он мимо рта государства, мимо рта телевизионной кампании, которая едва сводила концы с концами и если бы не дотации государства, вообще завалилась бы набок.
Рекламных денег с лихвой хватило бы на то, чтобы не только обеспечить людей нормальной зарплатой, закупить новую технику, которой на западе появилось ой-ой-ей сколько — глазом не окинуть, но и вообще отремонтировать, отштукатурить, пардон, и окрасить Останкинскую башню. Башню вообще можно было оклеить долларами, вот ведь как.
20
Многие пытались наложить руку на этот жирный пирог. И разные рекламные предприниматели, и преступные группировки, в частности одна из самых мощных — Солнцевская, и ловкие жулики, которым все равно, откуда качать деньги, лишь бы качать, и чиновники с толстыми портфелями, и депутаты Государственной думы…
Чиновников Влад особенно не любил — у них совершенно не было совести, они даже не знали, что это такое — совесть.
Первым разговор о совместном бизнесе с Владом на рекламной ниве затеял некий человек по имени Боря — его все так звали, Боря, либо Борька, словно у него не было ни полного имени, ни отчества — только кличка, которой во многих деревнях наделяют молодых козелков — Боря, Борька. Собственно, он и был похож на молодого козелка, только не хватало ему рогов да бородки. Фамилия его была Абросимов.