Ой, живот…
Ой, не могу терпеть…
Оооо...
– Эх ты, млекопитающее!!!
– Ну что за манеры – глотать живых людей.
– Кто тебя, зверушка, воспитывал?
– Она просто проголодалась.
– Вот тебе, зверушка, пирожки с мясом.
– Не спеши, млекопитающее, а то подавишься.
– Славно, бабушка, что при тебе всегда аптечка! И славно, что в аптечке было слабительное!
– И совсем славно, что в моей усадьбе есть баня. Этот запах…
Осень… Птицы на…
1985 г.
________________________________
Корзинка для бумажек
Но неужели мы должны век серьёзничать, – и отчего же изредка не быть творителями пустяков, когда ими пестрится жизнь наша?
Из письма Н.В. Гоголя к Г.И. Высоцкому.
Истреблять прежде написанное нами, кажется, так же несправедливо, как позабывать минувшие дни своей юности. Притом если сочинение заключает в себе две, три еще не сказанные истины, то уже автор не вправе скрывать его от читателя, и за две, три верные мысли можно простить несовершенство целого.
Н.В. Гоголь, «Предисловие к "Арабескам"».
Время от времени на автора этих строк беспощадно набрасывалось так называемое творческое вдохновение, или, ироничнее и самокритичнее выражаясь, припадки графомании, от чего он хватал первую подвернувшуюся под руку бумажку и что-то такое на ней черкал. Многие такие внезапные мелкие бумагомарания стали заготовками предложений и абзацев, что затем пошли в тексты сочинений. А некоторые так и остались ни к чему не пристёгнутыми обрывками. Большинство бумажек, конечно, затерялись «в пыли времён». Но несколько таких бумажных ошмётков, уже пожелтевших от старости, удивительным образом уцелели, и автор, вместо того, чтобы выбросить их в корзинку для бумажек, помещает несколько из них в этот свой сборник текстов. Полагая, что ошмётки забавны и могут пусть и не расхохотать, но хотя бы улыбнуть читателя, если его чувство юмора совпадает с авторским. Медицинские работники утверждают, что хохот, смех и улыбки, то есть веселье, очень полезны для здоровья. А здоровье чрезвычайно нелишне для того, чтобы жизнь была долгой и плодотворной. Стало быть, и забавные безделушки, пусть нелепые и курьёзные, тоже целесообразны, а потому имеют право на существование,
Мистер Иванов: Я хочу поднять этот бокал за процветание чего-нибудь этакого, хорошего!
Сеньор Петров: Не возражаю.
Месье Сидоров: Поехали!
(Выпивают залпом. Суетливо заедают квашеной капустой.)
Сеньор Петров: Ух, хороша жидкость! Где достали, мистер Иванов?
Мистер Иванов: Сам гнал. Позавчера, на вилле «Аксинья». Знаете, на острове Мальта? Вы там были, месье Сидоров.
Месье Сидоров: Да, я был у вас на вилле «Аксинья».
Мистер Иванов: У меня там аппаратик припрятан, так что я произвожу потихоньку первачок по-мальтийски. Когда летел на эту встречу, прихватил в оба кармана по бутыли. Таможенников пришлось подкупить картинами Рубенса, чтоб не отобрали самогон.
Сеньор Петров: Эти таможенники совсем распоясались. Я намедни вёз из Киргизии в Голландию пачку порнографических журнальчиков, так пришлось сунуть таможне древнегреческую статую третьего века до нашей эры, чтоб журнальчики не изъяли. Три шкуры дерут, гады, с трудового миллионера!
Месье Сидоров: Не говорите за столом о таможне, а то меня стошнит.
Мистер Иванов: Ну тогда наполним бокалы и выпьем за процветание ещё чего-нибудь!
(Выпивают, заедают, молчат)
Сеньор Петров (вяло): Ну шо, мужики, споём старинную буржуазную. (Поёт). Шумел тростник и пальма гнулась…
(Все трое падают под стол и засыпают)
Август 1993 года.
_______________________________