— Ну… эээ… наверное… гм… наверное, за то, что мы ему не молимся и не приносим ему жертв, — размышлял Шур-Оэф Бэх. — Мы же молимся Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню, которые считаются первоосновой всего сущего, а Великому Кондратюку мы сроду никогда не молились, вот он на нас и осерчал, и наслал на нас ураган, чтобы наказать за неуважение.
— Значит, для того чтобы Кондратюк нас простил и больше не наказывал, мы должны ему молиться и приносить жертвы? — сообразил император.
— Да, отныне мы должны будем молиться и приносить жертвы не только Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню, но также и Великому и Всемогущему Кондратюку, — вещал обессиленный Верховный Жрец. — Вы, Ваше Величество, объявите об этом народу, разошлите гонцов с этой вестью по всей стране, а мы, жрецы, приступим к составлению соответствующих молитв, к разработке соответствующих обрядов и ритуалов…
Новые молитвы, обряды и ритуалы были сочинены жрецами очень быстро, всего в течение нескольких дней, ибо жрецы боялись медлительностью разгневать Великого и Всемогущего Кондратюка и спровоцировать новые стихийные бедствия. В ходе этой работы жрецы пришли к величайшему открытию: раз Великий и Всемогущий Кондратюк способен повелевать стихиями, значит, он и есть Творец Великой Почвы, Великой Воды, Великого Неба и Великого Огня, то есть Кондратюк, по сути, есть ни кто иной, как Творец Вселенной!
Было решено, что все жители империи обязаны молиться Кондратюку три раза в день, тремя молитвами: главной в полдень и двумя дополнительными утром и вечером. Главная молитва должна сопровождаться ударами в барабаны. Раз в неделю — курением благовоний, а раз в месяц — принесением в жертву мелких домашних животных, обычно — домашних птиц, трупы которых дотла сжигаются на жертвенном огне.
Так в империи началась религиозная реформа.
Все, от мала до велика, в полдень приходили в храмы, где под ритмичный рокот барабанов орали главную молитву, в которой семнадцать раз повторялось слово «Кондратюк».
Все да не все. Некто Шав-Аоф Бох — известный учёный, лекарь, астроном, изобретатель, путешественник и мыслитель — посчитал новую веру в Великого и Всемогущего Кондратюка суеверием и мракобесием. Шав-Аоф Бох так прямо и заявил при свидетелях Великому Жрецу Шур-Оэф Бэху:
— Ураган — это всего лишь перемещение воздушных масс, вызванное перепадом давления, а вовсе не происки какого-то мифического Кондратюка. Когда мы молились Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню — это ещё куда ни шло: почва, вода, небо и огонь действительно существуют и их все видят. Но кто когда видел этого пресловутого Кондратюка? Никто и никогда. Я уверен: никакого Кондратюка вообще не существует!
— Ты святотатствуешь, Шав-Аоф Бох! — гневно воскликнул Шур-Оэф Бэх. — Великого и Всемогущего Кондратюка невозможно увидеть, поскольку он невидимый и бесплотный, как воздух. Он присутствует не в одном каком-то конкретном месте, а везде, оттого всё видит, всё слышит и всё знает. Поэтому, если ты не прекратишь кощунствовать и не начнёшь молиться со всеми Великому и Всемогущему Кондратюку, чтобы он простил тебя за это неверие, я, несмотря на все твои былые заслуги, вынужден буду ходатайствовать перед его Его Величеством о выдворении тебя за пределы империи, дабы твои еретические речи не накликали на нашу родину новой беды.
Шав-Аоф Бох не хотел быть изгнанным за пределы родины, поэтому стал воздерживаться от публичной критики новой религии и даже стал посещать храм и делать вид, что молится вместе с соотечественниками, однако остался при своём мнении. Такое лицемерие было ему очень неприятно, но на что ни пойдёшь, лишь бы не стать изгнанником…
Бухгалтер Остап Григорьевич Кондратюк вышел из подъезда своего дома на улицу, где моросил кратковременный апрельский дождик, и раскрыл зонтик. Воздух пах дождём (кто считает, что дождь не пахнет, пусть первым бросит кремовый торт в лицо своего психиатра в присутствии мощных санитаров) и начавшими расцветать деревьями. Дворник Феликс Предрасположенный, игнорируя осадки, чесал метлой тротуар. Бухгалтер Кондратюк поприветствовал его (не тротуар, а дворника, конечно) кивком головы. Хоть на бухгалтере и была шляпа, приветственно приподнять её, как это делал обычно, он не мог, ибо правая рука шляпоносца была занята зонтом, а левая портфелем. Ёжась от утренней свежести, Кондратюк пошествовал в сторону типографии № 2.
Когда Остап Григорьевич дошёл до табачной лавки, в глубине его ноздри защекоталось и, как читатель уже, конечно же, догадался, бухгалтеру невыносимо захотелось чихнуть. Только не думай, читатель, что Кондратюк чихал каждый день, доходя до этого места. Нет, Остап Григорьевич вообще чихал крайне редко, а на данном конкретном месте, рядом с табачной лавкой, он чихнул лишь один раз, тогда, в марте. Теперь, в апреле, Кондратюка повторно посетило на этом же месте такое желание. От какового желания лицо Остапа Григорьевича, как читатель опять-таки догадался, исказила непроизвольная гримаса: зрачки глаз наполовину закатились под верхние веки, брови подпрыгнули, сложив лоб гармошкой, нижняя челюсть отвисла, рот приоткрылся и растянулся в форме коромысла, на нижнюю губу выполз кончик языка. Бухгалтер уже начал было издавать звук «а…», предваряющий «…пчхи», когда вдруг ему послышались ритмичный рокот барабанов и молитвенные стенания тысяч голосов, причём в этих стенаниях Кондратюк расслышал собственную фамилию. А кроме того, ему почуялся запах неизвестных благовоний и горелого мяса. Конечно, на улице Джордано Бруно никто в барабаны не бил, молитв хором не орал, благовоний не курил и мяса не жёг. Конечно, всё это Кондратюку лишь померещилось. Но после этой слухо-обонятельной галлюцинации бухгалтеру вдруг совершенно расхотелось чихать, и он, так и не чихнув, привёл лицо в нормальное состояние и продолжил шествовать по улице Джордано Бруно к типографии № 2, где по-прежнему возглавлял бухгалтерию. Если бы я сказал: «он продолжил шествовать, как ни в чём не бывало», это была бы не совсем правда. Галлюцинация Кондратюка огорчила, ибо он был уверен, что всякая галлюцинация есть явление патологическое, свидетельствующее о наличие в организме каких-то отклонений от нормы. «Если такое повторится, обязательно обращусь к врачу-психиатру», — решил Кондратюк.