Но такой страшной жертвы не потребовалось.
После того как гражданин Ю.Э. Антикефиров заменил оперу песенкой (прослушав последнюю пять раз подряд), он больше, до самой ночи, и, как позже выяснилось, в последующие дни, уже эту пластинку не заводил. В чём причина дальнейшего незвучания «алых роз», остаётся загадкой. То ли песня надоела и самому гражданину Ю.Э. Антикефирову; то ли он эту пластинку у кого-то одолжил на время и в четверг вернул; то ли…
Итак, желание таракана Пафнутия осуществилось — ненавистная песенка перестала звучать. Но он не стал в связи с этим почивать на лаврах. Во-первых, потому что в этом незвучании не было никакой его личной заслуги. А во-вторых, потому что почивать на лаврах жёстко. Гораздо уютнее почивать на промокательной бумаге. Пафнутий в этом был уверен, так как однажды ему пришлось почивать на лавровом листе в кухонном столе, и он имел возможность сравнить.
Да, в четверг вечером наш герой лёг почивать не на лаврах, не на укропах, не на перцах или прочих суповых приправах, а на уже упоминавшемся ложе из промокательной бумаги. Когда-то этой бумагой промокнули некий чернильный текст, и на том кусочке, что стал ложем Пафнутия, просматривались две расплывшиеся фиолетовые буквы — «х» и «у». Конечно, таракан не знал, частью какого именно слова было это самое «ху», но почему-то он считал, что было то слово «сверхусовершенствование».
Именно в эту ночь с четверга на пятницу Пафнутию и приснился сон, ставший причиной неведомого ему доселе чувства.
Ему приснилась неведомая певунья, певшая тем самым голосом ту самую песню о художнике, продавшем всё своё имущество, чтобы преподнести заезжей актрисе миллион алых роз. Но закончилось пение припевом из другой песни:
Пафнутий не мог разглядеть певунью как следует — она маячила в некой дымке; он лишь заметил, как грациозно шевелилась пара усиков на её затылке и как эротично она двигала правой задней конечностью. Но так стало приятно спящему таракану от её присутствия, такая нежность наполнила его сердце, так сладостно затрепетали все фибры его души, особенно седьмая фибра слева (Или седьмой фибр? Какого они рода — мужского или женского — эти фибры?), так захотелось обнять певунью тремя-четырьмя конечностями, ласково погладить коготками её крылышки, отважно защитить её от какого-нибудь паука или другого криминального элемента!!!..
Проснувшись, Пафнутий находился под сильным впечатлением от сновидения. Даже аппетит у него… нет, не скажу, чтобы полностью пропал, но во время завтрака он съел пищи аж на десятую часть грамма меньше, чем обычно! В душе таракана поселилось так называемое томление.
Нашему герою очень захотелось поделиться с кем-нибудь этим новым чувством; узнать у опытного индивидуума, что бы это значило; получить совет о том, как теперь быть… Ну, конечно, с подобными чувствами нечего идти к таракану Геннадию, что живёт в трещине за отопительной батареей; или к мокрице Карлу Вольфганговичу, что имеет апартаменты под ванной; или к сверчку Ваньке, что обитает под кухонной плитой… Эти циники лишь посмеются над его томлением. Нет, со столь деликатными чувствами надо идти в одёжный шкаф — в гости к Аделаиде…
Беседу с молью Аделаидой Пафнутий начал с нейтральных тем.
Сначала они поговорили о погоде, царящей в квартире гражданина Ю.Э. Антикефирова.
Затем таракан рассказал, что с ним произошло в последний день рождения, то есть в прошлую среду.
Затем узнал от моли, что она планирует совершить завтра беспосадочный перелёт отсюда аж на кухню и обратно. На что Пафнутий напомнил ей о паутине Упыря за карнизом. Но Аделаида возразила, что столь виртуозному летуну как она паутины не страшны. Более того, она специально пропорхнёт мимо этой паутины, чтобы подразнить Упыря. Однажды, хвасталась Аделаида, даже сам гражданин Ю.Э. Антикефиров, наблюдая её виртуозный полёт, громко зааплодировал от восторга!..
И только после такого вступления Пафнутий рассказал моли о томных чувствах к приснившейся певунье. Опытная Аделаида, выслушав симптомы собеседника, понимающе пошевелила дряблыми крылышками, будто присыпанными бронзовой пудрой, и поставила диагноз: