— Замечательное произведение! Великолепное! Гениальное! Прекрасное! Шедевр! Но есть у этого произведения один крупный недостаток, который состоит в том, что творцом этого произведения являюсь не я!
— Во время турнира по быстрым шахматам на первенство организации бухгалтер Дуриков лихорадочно ходил то одной, то другой фигурой. Вдруг ему поднесли стакан с чаем. Дуриков не только быстро походил стаканом, расплескав жидкость на доску, но и убил им неприятельскую пешку.
— Это талантливая семейная пара: жена гениально танцует танец живота, а муж лихо пляшет танец затылка.
— Великий поэт стремился «глаголом жечь сердца людей». Наверное, можно не ограничиваться только глаголом, но производить кремацию вышеназванного органа также с помощью существительного, прилагательного, наречия, причастия, деепричастия, местоимения, числительного, предлога, союза и даже, на худой конец, междометия. Пример: «Я жгу сердца людей междометием „Цыц!“»
— Он был дворником. Но не простым дворником, а знаменитым. Настолько знаменитым, что прохожие брали у него автографы. А поскольку прохожих было много, то ему приходилось целый день раздавать автографы и у него совершенно не оставалось времени на то, чтобы подметать улицу.
— Если люди в телевизоре называются телеведущими, то мы — зрители — должны называться телеведомыми. Вот только куда они нас телеведут? И откуда нас телеведут? И куда, в конце концов, телеприведут?
— Нашего начальника смело можно назвать болваном!
— Смело назвать… Нет, лично я смело назвать не могу. Только несмело, трусливо.
— Милый, я вот что подумала…
— Не может быть!
— Не перебивай! Вот что подумала. Я тебя ласково называю то слоником, то котиком, то козликом, то зайчиком… Может, мне так не разбрасываться, а, суммировав, называть одним словом: «млекопитающее»?
— Он не из тех, кто любит сорить деньгами. Он из тех, кто любит сорить окурками и шелухой подсолнуха.
— Мне только что в голову пришла одна оригинальная мысль! Но, увы, её мгновенно вытолкали оттуда пинками мысли неоригинальные.
— Сейчас прохожу это я мимо парикмахерской и вижу картину: томная парикмахерша состригает у клиента локон за локоном и задумчиво бормочет: «Любит. Не любит. Плюнет. Поцелует. К чёрту пошлёт. К сердцу прижмёт. Любит. Не любит…»
— Я трудился, не покладая рук, слушая, как дикторы радио трудятся, не покладая языка.
— На выставке засушенных бабочек у меня возникло подозрение, что энтомолог-коллекционер, поймав очередного мотылька, говорит себе библейскую фразу: «Распни, распни его!»
— Этот молодой человек, по-моему, подаёт большие надежды.
— А мне так и кажется, что, подавая надежды, он по-холуйски поклонится, шаркнет ножкой и скажет: «Надежды поданы-с, барин».
— Меня ударили по правой щеке, и я, как учил Иисус, подставил левую. Ну, правда, не свою левую щёку, чужую. Хотя тот тип сопротивлялся, не хотел, чтоб я подставлял под удар его щёку. Но я ему, гаду, заломил руки, и он по своей левой щеке получил увесистую оплеуху. Не одному же мне должно доставаться!
— К символу бесконечности приделали дужки — получились очки.
— Снова этот писатель сгоряча сморозил эпопею.
— Как гласит народная мудрость: не испражняйся в унитаз — пригодится воды напиться. Или что-то в этом роде.
— Он настолько популярен, что не представляет для меня ни малейшего интереса.
— Да это же отпетый добряк и отъявленный интеллигент!
— Прочитал я эту книгу, прочитал… Похоже, написано автором в трезвом виде, со всеми вытекающими из этого недостатками.
— Это существо — образец декоративной породы человека. То есть красавица.
— Требовать от современного сочинителя, чтобы он был абсолютно оригинальным, это всё равно, что требовать от химика, чтобы он работал только с такими элементами, которых нет в таблице Менделеева.