— Спасибо, — Ник сжал письмо в руке. — Я пойду, не буду больше тебе… Надоедать, — это было, наверное, не самым подходящим словом, но другого он не мог подобрать. Жена двинулась за ним, но Микаэла позвала ее:
— Конни! Останьтесь ненадолго, я хочу с вами поговорить. Фред вас потом отвезет домой.
Зачем ей понадобилась Конни? А, неважно! Ник толкнул дверь.
Листок жег ему пальцы, и в коридоре он развернул письмо. Ник ждал хотя бы нескольких строчек, но там оказалась всего одна: «Человек должен быть с человеком». И все. Ни приветствия, ни какого-то вступления, ни прощания. Человек должен быть с человеком…
У Ника затряслись руки, от внезапной головной боли его замутило. Он прислонился плечом к стене, пережидая тошноту. Вот почему Микаэла так смотрела на него! Это письмо как по заказу подвело итог всему, что она только что кричала. Мать, наверное, ясновидящая, иначе как бы ей догадаться прислать именно это, именно с Микаэлой, именно сейчас? Да будь оно все проклято!
Его ослепило яростью, он треснул кулаком по стене, но вспышка тут же угасла, оставив его совсем без сил. Ник испуганно оглянулся — не хватало, чтобы кто-то обратил внимание на его движение и подошел с расспросами… Нет, гостиничный коридор пуст. Сжимая в руке злополучную записку, Ник поплелся дальше и остановился у лифта. Хотелось плакать. Почему мать не оставит его в покое? Почему он не может жить так, как хочет, почему не имеет права чувствовать то, что хочет?
Но, собственно, почему нет? Разорвать бумажку, и дело с концом… Ник даже взял листок двумя руками, но тут же свернул и спрятал в карман. Нет, на это он не осмелится. Что же тогда — выполнять ее приказ, как он всегда делал?
Он прошел через холл, спустился по ступеням, подкрашенным заходящим солнцем, и, глянув на окрестные здания, на аллею, на синеватую листву наратской растительности и темный горб плато Муравейник на горизонте, с горечью подумал, что несколько месяцев считал себя свободным, но, видно, не суждено ему таким стать. Словно невыразимо длинная рука с цепкими пальцами протянулась от Земли до Нарата и схватила его за шиворот, как всегда хватала, хоть в детстве, хоть потом, когда он вырос. Эх, ну что стоило Микаэле потерять эту записку!
Дома он прошел в полутемную гостиную, хотел поднять жалюзи, но вместо этого включил лампу на журнальном столике и опустился в кресло. Прямо перед ним на стене висело высокое узкое зеркало, и Ник видел в этом зеркале свое усталое лицо, очень бледное — или так казалось из-за сумрака? Он нашарил в кармане сигареты, но зажигалка куда-то запропастилась. Обронил в больнице или в гостинице… Вставать и идти за запасной не было сил. С незажженной сигаретой в зубах он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
Стукнула калитка, кто-то вошел в дом. Ник открыл глаза и вынул изо рта сигарету. Шаги в комнате…В зеркале показался знакомый силуэт, Ник увидел лицо, так похожее на его собственное, и, не оборачиваясь, тихо сказал:
— Привет, Ларри.
Ларри остановился за спинкой кресла, провел ладонями по плечам человека и сцепил пальцы у него на груди. Накрыв его руки своими, Ник подумал, что столько раз представлял себе эту встречу, что растерял все эмоции. Сейчас он чувствовал только теплое спокойствие оттого, что Ларри наконец-то рядом.
— Я разговаривал с Микаэлой, — сказал он, поглаживая пальцы двойника. — Она согласилась, что ты ни в чем не виноват. А я с самого начала так считал. Мне жаль Марту, но ты все правильно сделал. Я рад, что теперь тебе ничего не грозит.
— И все-таки у тебя очень тяжело на душе, Ник.
Как Ларри всегда догадывается о его чувствах?
— Да. Я, знаешь, только сегодня понял, насколько отдалился от людей. Я ведь не хотел, специально улетел сюда, чтобы начать новую жизнь, у меня жена… А вот не вышло.
— Хочешь вернуться на Землю?
Может, именно это желание и точило его постоянно, именно потому он чувствовал грызущую неудовлетворенность всем кругом?
— Да, наверное. Хочу работать как раньше, и чтобы ты был со мной. Ну, то есть, в то время, когда ты не в рейсе. Я знаю, что ты теперь мало времени будешь проводить на Земле.
— Но тебя что-то держит здесь.
Да, записка матери в нагрудном кармане, вот, рядом с рукой Ларри. Достать, показать? Но что может сделать Ларри? Ничем он тут не поможет. Он сам, Ник, должен сделать выбор, но как же это трудно! «Сожгу, — сказал он себе с отчаянной смелостью. — Подумаешь, бумажка! Ничего не видел и не знаю. И не пойду больше к ней, устрою их с отцом в Верхнем городе, и пусть живут в хороших условиях и ничего не требуют. А пока вообще не стану об этом думать».
Ник встал и твердо сказал:
— Нет, ничего не держит. И… Ты представить не можешь, как я рад тебя видеть, — он шагнул к Ларри, тот обнял его. Прижавшись всем телом к двойнику, Ник поглаживал его темные волосы, серую ткань форменной куртки. Он ощущал тепло Ларри, упругие мышцы на плечах, мягкость волос, но не чувствовал движения грудной клетки в такт дыханию и не слышал биения сердца за твердыми ребрами. Странное это было ощущение — держать в объятиях свою идеальную копию… А когда Ник отпустил двойника и повернулся, чтобы зажечь в комнате верхний свет, то увидел Конни.
Она неподвижно стояла возле двери, почти неразличимая в полутьме. Темная кофта, темные распущенные волосы, светлый овал лица. Давно она тут стоит? И чего Ларри молчал, ведь наверняка заметил ее сразу, как она вошла. А главное, почему она сама молчит? Лицо у нее какое-то… Видно, Микаэла ей много чего наговорила, но что теперь — расспрашивать и объясняться? Нет, только не это! Ник быстро сказал жене:
— Мы прогуляемся, может, где-то заночуем. Ты нас не жди. Пойдем, Ларри.
Если Конни и собиралась что-то сказать, то не успела.
Когда они вышли за калитку, Ларри поинтересовался:
— Не поздновато для прогулок?
— Я просто хотел побыть с тобой, чтобы рядом никто не околачивался.
— Эта девушка — твоя жена?
— Да.
— Значит, с ней тоже не ладишь?
Если бы такой вопрос задал кто-то другой, Ник окрысился бы: «Не твое проклятое дело!». Но ведь Ларри не станет ни смеяться, ни осуждать, и поэтому он со вздохом ответил:
— Я не люблю ее, а ей, наверное, обидно. Не надо было мне снова жениться.
— Тогда зачем ты это сделал?
Ник машинально приложил свободную руку к нагрудному карману. Записка опять напомнила о себе. Нет, эту правду он даже Ларри не в силах сказать.
— Так уж вышло. Хватит обсуждать мое глупое существование, лучше расскажи, как ты жил все это время. Пойдем к речке, там сейчас никого, можно будет развести костер и спокойно посидеть. Только давай сперва в магазин зайдем, я еще не ел сегодня.
В зале супермаркета самообслуживания они оказались одни. Проходя вдоль полок, уставленных разноцветными упаковками продуктов, банками и бутылками, Ник вспомнил, как иногда бывал здесь с Конни. Он не любил ходить по магазинам, есть ведь служба доставки, а жене почему-то нравилось. Или для нее это было просто еще одним поводом побыть вместе, вот как сейчас он с Ларри?
— Ларри, я на тебя тоже два пива возьму.
— Стоит ли переводить продукт?
— Выпьешь за компанию, тебе несложно. Вот, держи, — Ник вручил двойнику пакет с четырьмя бутылками, которые мягко стукались друг о друга пластиковыми боками, сам рассовал по карманам пачку колбасок для жарки и пару булочек. Расплатившись у кассы-автомата, он вывел Ларри на ночную улицу и указал на ближайший перекресток.
— Нам туда. Направо будет спуск к реке.
Набережную сюда еще не дотянули, места для постройки жилых домов были неподходящими — кусты, топкий берег. Кажется, здесь планировали устроить еще один городской парк, но пока днем на берегу сидели рыбаки, а ночью искали уединения редкие парочки.
— Там дальше будет коса, — говорил Ник, — ну, берег выступает в реку, нам лучше всего туда. Ты ее видишь?
— Да. Ты бы отошел от воды.
Ник пропустил просьбу мимо ушей.