Мадлон перешла дорогу и поинтересовалась, как доехать до медцентра. Ей охотно объяснили: дождаться автобуса номер один («Вот он как раз идет!») и ехать до конечной остановки. В полупустом автобусе она села к окну, радуясь кондиционированной душистой прохладе. Спальные районы города Гарди поразительно напоминали какой-нибудь курортный городок на Земле — чистые улицы, опрятные коттеджи в окружении садиков, тенистые аллеи и наполненные голубоватой зеленью парки, скверы и фонтаны, не хватало только кафе, магазинов и развлекательных центров, которые на земных курортах встречались на каждом шагу.
Больница ничем не отличалась от подобных земных учреждений. У дежурной Мадлон узнала, что Анита Кейн чувствовала себя достаточно хорошо для встречи с посетителем, и получила халат, бахилы и указание, как найти нужную палату. Палата оказалась двухместной, но вторая койка пустовала. Анни полусидела в кровати, прислонившись спиной к подушке, спокойно читала свою неразлучную электронную книжку и отвлеклась, только услышав шаги.
— Ой, Мадлон, привет! — Анни приподнялась было, протянула руку, но поморщилась от боли и откинулась на подушку. Мадлон наклонилась, позволяя себя обнять, спросила:
— Как самочувствие?
— Когда не двигаюсь, то хорошо. Говорят, мне повезло, если бы Ленни взял чуть выше, я бы умерла, а так — только крови много потеряла. А он, видно, даже мысли не допускал, что промажет, потому и не проверил, и в голову еще раз не выстрелил. Привык, что всегда попадает в цель.
Надо же, как спокойно она обо всем этом говорит…
— Но ведь ты телепатка! Разве ты не слышала его мысли перед этим? Не знала, что он хочет сделать? Да, ты не читаешь мысли лишний раз, но неужели совсем ничего не почувствовала?
— Почувствовала, — не стала возражать Анни. — Но я не думала, что он выстрелит. Надеялась, что сумею отговорить его… Уговорить… Мне очень жаль его, Мадлон. Он лучше, чем кажется, он просто несчастен. Я старалась помочь ему, но не смогла.
Они замолчали. Мадлон, как и всякий раз, когда речь заходила о чувствах, плохо понимала Анни.
— Меня еще несколько дней здесь продержат, — сказала Анни. — А потом я, может быть, задержусь на Нарате — Виктор предложил, он хочет продолжать работу на Муравейнике.
Ага, она сама заговорила про туннели!
— Может, расскажешь, что вы все-таки нашли? Перед наводнением у меня было чувство, будто Новак о чем-то умалчивает. Вы там, случаем, не видели что-то вроде большого черного зеркала?
Анни поглядела на нее с искренним удивлением.
— Какое зеркало? Расскажи подробнее, это интересно.
Мадлон, как могла, описала странное явление и нарисовала в электронном блокноте подруги схему, хотя и была уверена, что лабиринт давно изменился, и в поисках им эта схема не поможет. Анни покачала головой.
— Нет. Ничего подобного мы не встречали, но я расскажу Виктору, мы будем искать. Это… Это может быть связано с одной его гипотезой. Ну, ты слышала: о том, что обитатели Нарата бывали на других планетах. Помнишь, когда мы смотрели видео про открытие Старого Музея.
— Как эта черная штука может быть связана с другими планетами? — не поняла Мадлон. — Или ты имеешь в виду, что Новак думает, будто аборигены изобрели что-то вроде звездных врат?
— Это только предположение. Но, знаешь, обитатели Нарата действительно создали некоторые устройства, которых нет у нас. Мы видели записи… Я потом тебе расскажу. Виктор пока не хочет все это обнародовать.
— Записи? А когда вы успели расшифровать их письменность?
Анни решительно замотала головой.
— Я тебе больше ничего не могу сейчас сказать. Когда-нибудь потом. Надеюсь, я смогу тебя проводить через четыре дня, а может, меня еще раньше выпустят. Ты где сейчас живешь — у отца? Скажи адрес.
Мадлон сказала и добавила:
— Только в ближайшие два-три дня меня не будет — хочу сходить к Стене Тысячи Радуг.
— Как здорово! — завистливо вздохнула Анни. — Может, мы потом тоже слетаем туда с Виктором.
Мадлон вернулась домой в сумерках и издалека увидела свет в окнах. Открыв дверь, она окунулась в аппетитные запахи. Мадлон заглянула в кухню и чуть не рассмеялась при виде Френсиса в кружевном кокетливом фартучке поверх безразмерной пижамы. Губерт оглянулся.
— А, вот и ты, дорогая! Я уже хотел тебе позвонить.
— Я навещала Анни, а потом гуляла по городу и ходила на реку. А ты как провел день?
Раскрасневшееся благодушное лицо Губерта на секунду омрачилось, но он сразу улыбнулся и помахал рукой в рукавичке-прихватке.
— Так, мотался по делам. В числе прочего заглянул в тюрьму узнать, как поживает Стривер — с ним все в порядке. Встречу с Френком забыл напрочь, как мне и требовалось, но никаких побочных эффектов не возникло. Все теперь думают, что ему отшибло память на том же перекрестке, где отключался Ларри. Кстати, Стривер сознался в пяти других убийствах, в том числе известной альпинистки Кадлес и Павла Коди, которого ты, наверное, знала. Я его тоже знал, Рой Глебски нас знакомил. Павел приезжал к нам на горнолыжный курорт, но сам не катался, он ведь больше дайвингом увлекался. Помоги-ка накрыть на стол…
— Ты что-то путаешь, — возразила Мадлон, доставая из шкафчика тарелки. — Кадлес сорвалась со скалы и разбилась, а Коди утонул. При чем здесь Стривер?
— Он сказал, что подстроил эти два несчастных случая.
— Как можно такое подстроить? — поразилась Мадлон, но тут же ей нарисовалась картинка: Стривер со своей доброжелательно-хитрой улыбочкой предлагает Павлу: «Ты не хочешь заглянуть вон в тот подводный ход?», и когда Павел туда ныряет, Стривер перерезает ходовик или, к примеру, закладывает ход большим камнем.
— Насчет альпинистки не знаю, а в случае с Коди он, кажется, испортил снаряжение. С тремя предыдущими жертвами тоже было что-то подобное.
Они прошли на веранду, Губерт зажег лампу. Пока Мадлон сервировала стол, он сходил на кухню и вернулся с фарфоровой супницей. За едой Мадлон спросила:
— Про мотивы Стривера что-нибудь известно?
— Вроде бы он убивал по причине личной неприязни. Вообще-то я думал, что ты можешь знать об этом больше, ведь вы работали вместе.
— По мне, он просто ненормальный. А ментоскопирование он еще не проходил?
— Что ты! В местной полиции нет нужного оборудования. На Земле, конечно, ему проведут эту процедуру, но мотивы этим методом не выявить — считывание памяти дает информацию только о самом преступлении. Если Стривера признают вменяемым, то, думаю, ему грозит пожизненное где-нибудь на другом краю галактики.
— Туда и дорога.
Когда с супом было покончено, Мадлон вспомнила:
— Слушай, я еще вчера хотела спросить: что нужно было от меня Френку? Он как-то странно себя вел… Метени сказал, что Френк хотел меня изнасиловать, но мне кажется, там было не место и не время.
Не поднимая глаз, Френсис проговорил:
— Ты ведь вылитая Елена, а брат любил ее еще больше, чем я. Для него она стала наваждением. Когда она выбрала меня, он даже обрадовался, говорил: «Может быть, теперь все это прекратится, может, теперь я стану свободным от нее». Не прекратилось. Когда она ушла от меня, он… Ну, это нельзя назвать преследованием, да Елена и не потерпела бы преследования… Но он пытался наладить с ней контакт. Ничего у него не вышло, разумеется. И в конце концов он решил выбросить ее из головы, ничего о ней не знать, даже наратские новости почти не просматривал, чтобы не наткнуться там на ее имя. О ее гибели, правда, узнал — я ему сказал, думал, хоть это его вылечит, но нет, не вылечило. А про тебя Френк не знал, я не говорил ему. Не думаю, что ему понравилось бы, что у Елены есть дочь, к тому же от меня. А если учесть ваше сходство с матерью… Я беспокоился за тебя. Надеялся, что вы с ним никогда не столкнетесь, но вот он увидел тебя, и, видно, совсем свихнулся. Принял тебя за Елену… Он любил и ненавидел Елену одновременно. Очень много боли она ему причинила, сама того не желая и даже не зная, как он страдает. Это ужасно.