Да, вспоминаю: она не просто хорошо рисовала, а, наверное, лучше всех на курсе! Особенно ей удавались портреты. Она здорово схватывала черты лица и прямо на лекциях создавала очень смешные и похожие шаржи на своих однокурсников и преподавателей. Ее рисунки были нарасхват! Особенно шаржи на преподавателей…
В тот роковой день после лекции по истории «изо» Маша, сонно потягиваясь, вышла в коридор. При всем своем уважении к классической живописи к концу лекции она неизбежно погружалась в глубокий сон. Темный зал, экран, на который проецировались красивые картинки, сопровождаемые монотонным голосом лектора, настолько убаюкивали, что бороться с собой было просто невозможно, и Маша легко отдавалась естественным порывам молодого, здорового организма. Продремав вторую половину лекции, что осталось при этом незамеченным благодаря спасительному полумраку в помещении, теперь она неторопливо пробуждалась в коридоре у окна, рассеянно глядя перед собой. На ней была красивая шерстяная юбка, которую она сшила по самостоятельно придуманному фасону, голубой вязаный свитер, который она сама связала. Красивые пышные волосы слегка растрепались во время сна. Она задумчиво пригладила их рукой, и вдруг…
Пробуждение произошло мгновенно. Это было, как стихийное бедствие! Каждый раз из мелькания калейдоскопа возникает именно эта картинка. Я смотрю на нее глазами Маши, той Маши.
…Я увидела его в коридоре. Рядом шел еще кто-то, но других я не заметила, не запомнила. Был только он. В темно-синих джинсах, в мягкой, чуть потертой замшевой куртке. Походка у него была тоже какая-то мягкая, бесшумная, тигриная. А лицо! Я никогда не видела таких лиц! Густые темные брови, светло-синие, широко расставленные, большие глаза, крупный прямой нос с небольшой горбинкой, бледные впалые щеки и очень светлые волосы, небрежно спадающие на плечи. Лицо было настолько выразительным, притягивающим, что я смотрела на него и не могла оторваться.
Что со мной происходило, описать невозможно. Все внутри переворачивалось, пол уходил из-под ног, я почувствовала, что вижу свою судьбу. Мне показалось, что он тоже смотрит на меня, я вздрогнула. Но он прошел мимо, даже не повернув голову в мою сторону. Как же так? Неужели не заметил? Неужели не понял, что непременно должен остановиться, подойти ко мне? Я стояла и не могла шелохнуться, а внутри била дрожь, будто меня ударило молнией. Почему он уходит? Это какая-то ошибка, нелепость!
А он удалялся по коридору, теперь я видела только его спину, и я поняла, что сейчас он исчезнет за поворотом, может быть, навсегда. И тогда, с трудом оторвав от пола тяжелые, ватные ноги, я пошла за ним. Боже мой, куда девалась моя легкость, что-то меня сковало, ноги не гнулись, я словно превратилась в неуклюжую деревянную марионетку, которую непреодолимая сила толкает вперед, но все кругом сопротивляется, не пускает. Наверное, это был страх перед чувством, которое внезапно обрушилось на меня. Время, которое измерялось минутами, даже секундами, казалось мне вечностью. Как же трудно было идти по длинному коридору! Мне хотелось бежать за ним, а ноги прирастали к полу. «Остановись! Остановись!» — мысленно молила я. С трудом преодолевая метр за метром, я шла за своей судьбой. Я видела его впереди. Но что я буду делать, когда догоню его, что скажу? Как глупо, нелепо, я всегда считала себя смелой, решительной, а сейчас едва не умирала от смущения и страха.
Я ли это была? Иногда мне кажется, будто я читаю Машин тайный дневник. Но как же хорошо, как отчетливо я помню те ее чувства! Сколько раз за свою жизнь проходила я с Машей по тому длинному коридору и каждый раз проживала заново все, что ощущала она тогда. Что было дальше?
Я шла за ним, как сомнамбула, почти догнала его. Но тут он и те, другие, которые шли с ним, вдруг распахнули какую-то дверь и скрылись за ней. Кажется, это была аудитория, обычная аудитория! Но мне казалось, что передо мной захлопнули дверь в другое измерение. Перерыв кончился, надо было бежать на занятия, но как я могла уйти? Тут появилась моя однокурсница Изольда Куликова и очень удивилась, что это я тут торчу. Я наврала, что плохо себя чувствую, то ли живот заболел, то ли кровь носом пошла, в общем, какую-то чушь несла. А ведь я тогда совсем, совсем не умела врать! Но мне надо было остаться под этой дверью и дождаться, когда он снова появится в моем измерении. Изольда оказалась настойчивой и собралась тащить меня в медпункт. Тогда пришлось быстренько выздороветь. Как я могла объяснить ей, что жду под этой дверью свою судьбу? Душой я, конечно, осталась возле двери, но моему физическому телу пришлось переместиться вместе с Изольдой на другой этаж и переться на математику. Ноги понемногу стали гнуться, я почти обрела свою обычную, легкую походку. Вскоре меня заставили решать какие-то чудовищные уравнения… Бред, опять бред! Какие уравнения, к чертовой матери! Я могла думать только о нем!