— Только, пожалуйста, не падай в обморок! Тебе плохо?
— Нет, нет, все в порядке, все уже прошло, — забормотала я, чувствуя на плечах его сильные руки и невольно прижимаясь спиной к его груди. По всему телу побежали мурашки. За такой миг блаженства я бы согласилась получить хоть сто фингалов!
— Аланчик! Ты где застрял? — послышался мужской голос.
— Алан — это я, — прошептал он мне в самое ухо. — Извини, не успел представиться. Я не Алан Парсонс, и даже не Эдгар Аллан По, а Алан Сильвестрович. Но когда-нибудь и мое имя зазвучит по всему миру, так что запомни на всякий случай… А как зовут мою пострадавшую?
— Маша.
— Маша… — повторил он нараспев. — Чудесно! Прямо из русской сказки.
И тут я увидела двоих ребят, быстро направлявшихся к нам. Один — с какой-то невообразимой стрижкой, выбритыми висками, в короткой кожаной курточке, из-под которой висел длинный свитер поверх худющих ног в потертых джинсах, а другой — невысокий, коренастый, в широких вельветовых брюках-бананах и в теплой фланелевой ковбойке. Парни были симпатичные, но явно чем-то озабоченные.
— Алан, хватит любезничать, там рабы пришли, — сказал тот, у которого стрижка.
Алан даже бровью не повел и, не отпуская меня, ответил деловито:
— Я не любезничаю, Жора, а оказываю первую помощь своей невинной жертве!
— Теперь это так называется? — усмехнулся другой, вельветовый.
— Михаил, зачем ты смущаешь девушку? — Алан укоризненно покачал головой. — Что она обо мне подумает? Что я — не благородный джентльмен, а какой-нибудь хитрый и коварный соблазнитель? Маша, не верь ему! Я чист душой, как невинное дитя!
И тут появилась эта девица. Она была высокая, стройная, в узких, облегающих брюках, с походкой манекенщицы. Держалась она свободно, раскованно. Красивое, бледное лицо, на которое очень удачно нанесена косметика.
— Так ты идешь, Алан? — настойчиво спросила девица.
Сердце мое, сердце несчастной юной Маши, тут же сжалось от ревности.
— Мы все идем, Тамарочка, — спокойно ответил Алан. — Кстати, у меня идея! — Он повернулся ко мне, — Маша, а не хочешь ли ты на нас порабствовать?
— Порабствовать? Это как? — не поняла я.
— Святая невинность! — рассмеялся Михаил. — Сразу видно первокурсницу. Ничего, мы тебя просветим! Рабы — это наши помощники, они нам помогают дипломы делать — расчерчивать, закрашивать и все такое.
— Так вы — дипломники? — спросила я.
— Неужели не видно? — произнес Жора. — Мы не рабы. Рабы не мы! Творцы судьбы идут из тьмы!
— Между прочим, Жора у нас еще и поэт, и музыкант! — Алан подмигнул мне. — Ну что, Маша, пойдешь к нам в рабы?
— А чего не пойти? — Я искоса поглядела на Тамарочку. — Мне ведь тоже когда-то диплом делать. Вот и поучусь.
— У нас такому научишься! — Михаил сделал страшные глаза. — Кошмары по ночам будут сниться!
— Это — как творцы из тьмы выходят? — съязвила я.
Все рассмеялись, только Тамара никак не отреагировала на мою шутку и ушла вперед.
— Итак, Маша, ты согласна разделить участь творцов? — спросил Алан.
— Да! — с энтузиазмом откликнулась я.
— Тогда пойдем с нами. А я клянусь никогда больше не бить тебя дверью, а также другими предметами, и всегда оказывать первую помощь!
Алан, уже почти по-хозяйски, обнял меня за плечи, и мы вместе ушли по коридору в новую, еще неведомую мне жизнь…
В пепельнице дымилась незагашенная сигарета. Мария услышала за спиной легкие шаги, но даже не оглянулась. Она была не здесь, а там, далеко, в своем прошлом, и сквозь туман времени смотрела, как Маша уходит по коридору архитектурного института рядом с Аланом и его друзьями. Маша уходила в какую-то другую, новую жизнь. Вот образ опять ускользает, и только чувство остается, только чувство. Что было дальше? Маша тогда даже представления не имела, что ее ждет впереди. Вопрос, как навязчивый рефрен, тревожно звучал в сознании. Что было дальше с Машей?
Сзади подошел кто-то, обнял за плечи… Мария вздрогнула — она все еще была Машей. Обернулась с невольным испугом, словно может сейчас увидеть за спиной Алана. Но это был Валентин. Господи, она ведь, отдавшись своим воспоминаниям, совсем про него забыла! Конечно, это всего лишь — воспоминания, все это было очень, очень давно… А вот она — реальность! Гладит по волосам, целует в шею… Но как трудно вырваться оттуда, из тех далеких дней, из того длинного коридора! Как трудно вырваться из тех сильных, горячих рук!