Когда Мария вышла из офиса, Влада задумчиво оглянулась вокруг:
— Куда это наш Родион подевался?
Дракула покачал головой.
— Дорогая наша Владушка! Ты о моем братишке даже не мечтай! Разве не видишь? Он же по боссу сохнет, как листочек осенний!
Влада вспыхнула, а Каркуша хмыкнул.
— Прошу без намеков на мои цветочки!
— Цветочки твои всесезонные тут ни при чем. Это — образ. Понимать надо! — парировал Дракула.
— Да где уж мне, вороне! — ухмыльнулся Каркуша.
— С чего ты взял, что он сохнет? — накинулась на Дракулу Влада.
— Да разве ты сама не видишь, о, женщина, ослепленная неразумной страстью? — Дракула обнял Владу. — Братишка так и стреляет в нее глазками! А уж когда Гоша приходит — просто молнии пускает, испепелить соперника хочет! Но ты не печалься, Владушка, найдем мы тебе жениха хорошего.
Каркуша кивнул.
— Обязательно найдем!
В это время в куртке нараспашку мимо них к выходу промчался братишка, и взгляд у него действительно был слегка безумный. Влада даже рот раскрыла от удивления, а Дракула и Каркуша обменялись многозначительными ухмылками.
Родион выбежал на улицу, когда Мария прогревала машину, бросился к ней. Вид у него был странный, глаза лихорадочно горели.
— Ты что-то хочешь сказать, Родион? — спросила Мария, открыв дверцу.
— Да! — взволнованно проговорил он, усаживаясь рядом с ней. — Я знаю, почему это случилось, но не хотел говорить при всех.
Мария с любопытством посмотрела на него.
— И какая же версия у тебя?
— Это — знамение, — пробормотал Родион.
— В каком смысле? — удивилась Мария.
— В прямом. Помните наш разговор? Ну, когда вы подвозили меня до метро… — все больше волнуясь, продолжал Родион.
Мария на минуту задумалась.
— Ах, да, о том, что мы мечем бисер перед свиньями. Ты это имел в виду?
— Я не хотел так грубо, но смысл тот. Мир устроен слишком несправедливо! — Родион гневно сверкнул глазами. — Люди получают то, чего не заслуживают!
— Думаю, это вопрос спорный, — сказала Мария миролюбиво, стараясь усмирить гнев ярого борца за справедливость.
— Вопрос бесспорный! — убежденно произнес Родион. — И я обязан предупредить вас: заказчиков постигает божья кара. Они имеют слишком много и не умеют ценить то, что имеют. А мы… мы проектируем им прекрасные дома и провоцируем божий гнев. Мы не должны работать с такими заказчиками!
Мария смотрела в его безумные глаза и думала, что каким-то невероятным образом имя наложило отпечаток на характер этого молодого человека. И даже смешная фамилия не смягчила мощный импульс фатального имени!
— Мне кажется, Родион, ты занял ошибочную позицию. Твоя философия неверна, — сказала она мягко. — И мне бы очень не хотелось, чтобы ты ей следовал. Бог мудрее нас, и так он не карает!
— Простите меня, но я не мог не сказать… — прошептал Родион. — Я слишком ценю вас, чтобы скрывать истину, которая мне открылась.
«Господи, еще один ясновидящий! — с тоской констатировала Мария. — Но если Кассандра — умная, расчетливая и деловая, то наш Трубочкин — самый настоящий борец за идею, бескорыстный, одержимый, фанатичный». При этом Мария отчетливо понимала, что этот экзальтированный юноша не просто с большими странностями. Вполне возможно, что он действительно безумен! Очень опасный человеческий тип! Конечно, она сама решила оставить его в мастерской, возможно, привлеченная как раз его странностью и одержимостью, и старалась воспринимать как своего талантливого, перспективного ученика, толкового коллегу. И работал он хорошо, очень хорошо, интересно, но все же стоило бы, наверное, показать его психиатру. Вот ведь — новая проблема на ее бедную голову! Что ж, сама взвалила — самой и расхлебывать!
— Спасибо, Родион, — сказала Мария, — я подумаю о твоих словах. Но ты тоже, пожалуйста, подумай о том, что сказала я. И постарайся успокоиться. Займись проектом. Ради самого проекта, ради творчества в конце концов. Что бы ни происходило, что бы ни мучило нас внутри, мы не имеем морального права впадать в панику или агрессию, винить кого-то. А главное — от наших переживаний не должна страдать работа!
— Я понял, — еле слышно произнес Родион. — Я постараюсь…
— Вот и хорошо. — Мария вдруг притянула его к себе и чмокнула в щеку. — Все! Беги, работай!