Ведущий сумрачно попросил её держаться ближе к теме. Дама почему-то просияла от радости и сказала, что такого «массового перемеса популяций» ей ещё не приходилось видеть. Что все мы являемся свидетелями необычайного процесса смены постоянных мест обитания кошек, и что…
Ведущий снова прервал её и попросил ответить, являются ли кошки переносчиками опасных для людей болезней, так как именно этот вопрос, оказывается, больше всего волнует телезрителей… «Во, сморозил!» — подумал тут уже я.
Но ответа на этот животрепещущий вопрос я так и не услышал. Потому, что дама внезапно взвизгнула и подпрыгнула. В кадре мелькнуло перепуганное лицо охотоведа, потом камера почему-то завалилась набок, и в кадре появилось несколько крыс: они вытягивали морды и обнюхивали объектив камеры — казалось, примеривались к самим телезрителям.
После этого на экране внезапно возник Филипп Киркоров, спел: «Зайка моя!»… — и тут же исчез.
По экрану пошла рябь, будто прервалось вещание. Я почему-то подумал, что другое Оно где-нибудь на телебашне, на ретрансляторе, зажевало провода…
И снова пошёл на балкон. Я ещё ни о чем не догадывался. Просто почувствовал, что оказался на пересечении, на перекрестке, где столкнулись две силы. Но я всё ещё считал себя виновным в том, что происходило. Нельзя избежать неизбежного. Почему-то снова мне вспомнился Валера. Его загадочные слова и странный взгляд. Интересно, любил ли он кошек?..
Невыносимо хотелось спрятаться. Я подумал, и понял: если и можно спрятаться, то только…
Где-то за стеной надрывно заплакал младенец. Снизу отозвалась воем собака — громадная чёрная псина, жившая в квартире на третьем этаже. Её выводили гулять в тяжёлом спецнаморднике.
Псина выла. Младенец орал. Происходило что-то, что, возможно, я один во всём городе и мог понять. Точнее, мог бы. Но только если бы мне дали подумать. В спокойной, как вы понимаете, обстановке.
12
Оно всё ещё вползало. Силилось перебраться через перила и зависало всей скользкой тушей: часть на балконе, часть, вытянувшись громадной сизой пульсирующей каплей — наружу.
А я сидел и ждал. Потом надел старые джинсы, рваную водолазку, вышел на балкон. Наполовину влез в дыру в стене. Поманил пальцем сероватую тушу без глаз. Туша вздрогнула, заволновалась; розовые прожилки, которые пронизывали её насквозь, стали багровыми, забились, заструились, а по шкуре побежали радужные волны.
Ну, про запах я уже не говорю.
Я нырнул внутрь с головой, когда понял, что Оно наконец пересилило закон тяготения — напряглось до синевы, надулось, и плавно перетекло на балкон.
При этом мне что-то послышалось. Наверное, померещилось. Ведь Оно явно не умело говорить. Наверное, я просто дошёл до «голосов».
Вернее, до одного голоса. Утробного, чмокающего. Голос пропел: «Орлята учатся летать…».
Я начал спускаться вниз, задерживая падение локтями и коленями. Потом в колодце наступила полная тьма: Оно уже добралось до отверстия и силилось втиснуться в него. Оно поглотит меня там, глубоко внизу, может быть, даже под землей — не знаю, насколько глубок был колодец, но мне казалось, что он приблизительно уходит под землю на глубину свай. А может быть, даже глубже.
Сейчас Оно втиснется. И, если сумеет, всей массой шлёпнется мне на голову, поглотит меня, раздробит, и сольётся со мной.
Но Оно не шлёпалось. Видимо, Ему было так же тесно, как и мне.
А может быть, даже теснее.
Снизу обдало горячим паром. Я мгновенно взмок. Отпустил стены и через секунду свободного падения с оглушительным плеском приземлился в какую-то тягучую воду. Тоже, понимаешь, орлёнок…
По-видимому, это всё-таки был подвал. Потому, что издалека стал просачиваться робкий свет — свет лунной ночи. Мне потребовалось время, чтобы начать различать в темноте хоть что-то.
И прежде всего я различил сырые стены, тёмную воду и переплетения труб, тянувшиеся под потолком. Из труб со свистом вырывался пар.
Это был слепок… нет, сердцевина… нет, само воплощение. Да, воплощение всего того, что мы определяем задумчивым словосочетанием «жилищно-коммунальное хозяйство». Точнее, той его части, которая всегда спрятана от нас — под землю, в подвалы, за стены перекачивающих станций…
Я прижался к стене, отступив от отверстия как можно дальше. И стал боком пробираться к едва брезжившему источнику света — подвальному окну, которое, видимо, было чем-то прикрыто, иначе света было бы больше.