1812–1820-е годы. Ежегодно повторяющиеся голодовки среди нижнеколымских юкагиров из-за «непромыслицы» диких оленей и лосей.
1817-й год. Сильный голод среди юкагиров и ламутов Индигирки. Некоторые семьи были распределены для прокормления среди якутов, но 10 человек погибло.
Стремясь ослабить губительные последствия голодовок, царское правительство в начале XIX в. стало открывать в разных местах Сибири хлебо- и рыбозапасные магазины. В рапорте якутского областного начальника иркутскому гражданскому губернатору от 24 апреля 1819 г» сообщается об учреждении «рыбных экономических магазинов» в Среднеколымске, Зашиверске, Усть-Янске и других пунктах. Однако, поскольку в 1816–1818 гг. «был великий неулов рыбы от большого разлития рек и других непостижимых причин», рыбу не удалось запасти. В среднеколымском магазине имелась только «затхлая ржаная мука», да и то лишь немногие жители могли заплатить за нее.
1820–1824-е годы. «Тунгусы и юкагиры толпами переходят с тундры и Анюя в русские селения на Колыме искать спасения от голодной смерти. Бледные, бессильные бродят они, как тени, и бросаются с жадностью на трупы убитых или павших оленей, кости, шкуру, ремни, на все, что только может сколько-нибудь служить к утолению мучительной потребности в пище»{47}.
1829-й год. Голодающие анюйские и омолонские юкагиры пришли к Нижыеколымску. Им оказали посильную помощь русские старожилы.
1835–1836-й годы. 100 юкагиров, кочевавших в верховьях Анадыря, вышли к устью Майна, где рыбачила артель гижигинского купца Петра Баранова, и попросили дать им пищи. Через год число юкагиров, кормившихся возле этой артели, удвоилось. Артельщики «не только лишили себя пропитания, делясь с ними… но и корм, заготовленный ими для собак, раздали юкагирам…»{48}
Начиная с 60-х годов XIX в. пагубные последствия голодовок на нижней Колыме были несколько ослаблены переселением туда чукчей-оленеводов. Часть оленей чукчи продавали голодающим по 2–3 руб. за голову, а часть жертвовали безвозмездно. Благотворительная деятельность чукчей нашла отражение в «Памятной книжке Якутской области на 1867 г.» «Чаунский чукча Лука Ваалергин, услыхав, что жители Нижнеколымской части весьма мало добыли рыбы и должны будут голодать, тотчас двинулся с табуном 400 оленей к Нижнеколымску, остановил его в 30 верстах и для того, чтобы бедные люди не затруднялись отдаленностью его стойбища… сам поехал известить жителей, чтобы они являлись к нему за полу-42 чением оленей. Народ тотчас отправился в его лагерь, кто пешком, кто на собаках». На стойбище Ваалергина происходила символическая торговля: чукча получал за мясо убитых оленей «папушу табаку», топор, нож, сковороду, копье и т. д. Когда мясо было роздано, он, в свою очередь, начал отдаривать гостей полученными от них же подарками. Раздарив таким образом и часть своих личных вещей. он откочевал в тундру{49}.
Поддержка, которую оказывали чукчи населению нижней Колымы, почти не коснулась верхнеколымских юкагиров, переживавших наиболее сильные голодовки.
В 1889 г. о «голодной эпидемии» на Анадыре сообщал врач Л. Ф. Гриневецкий. Чуванец А. Е. Дьячков писал, что в голодные годы они «ели тесто, находимое у оленя в желудке… маняло. Бывали такие ужасные года, что употребляли в пищу лисье мясо, ремни, старые оленьи шкуры, даже старую одежду и вообще все, что попадало под руку…»{50}.
Серьезной поддержкой для голодающего населения стали запасные магазины. В 80-х годах XIX в. в Колымском округе их функционировало пять: Нижнеколымский, Маловский (на Алазее), Омолонский, Среднеколымский и Верхнеколымский.
В 1888 г. общее присутствие Якутского областного управления списало с омолонских юкагиров, по их просьбе, числившуюся за ними задолженность в виде «рыбной недоимки» за предыдущие годы: 16 266 муксунов, 40 400 сельдей и 45 900 штук юколы[28].
Однако положение юкагиров оставалось тяжелым. Ссыльный С. М. Шаргородский писал, что из-за нехватки продовольствия юкагиры Ясачной уже в начале марта покидали свой зимний поселок и отправлялись на поиски дичи. В случае неудачи юкагиры возвращались в Нелемное, похожие на ходячие скелеты, которые всех ужасали.
По рассказам коркодонских юкагиров, у них в конце XIX в. умерла от голода большая часть населения. Имели место случаи людоедства.
В 1897 г. от голода вымерли юкагиры, входившие вместе с ламутами во 2-й Омолонский род, — четыре семьи (около 20 человек). Весной мужчины разбрелись, как обычно, в поисках дичи, а женщины, дети и старики остались поджидать их на зимнем стойбище Карбошан (на реке Омолон). Ламут, случайно оказавшийся там, увидел жуткую картину. Кругом валялись человеческие кости, а перед потухшим очагом на корточках сидела мертвая старуха.
Сами юкагиры так рисовали свою жизнь в те годы: «Ничего если не промышляем, без еды ходим с собаками, с людьми. Если в чёпке[29] рыбы нет, три-четыре дня без пищи, бывает, ходим… Собаки вовсе без еды бывают, несколько дней бывают… До таяния поверхности снегов, таким образом, голодуя, мучаясь, ходим. Когда хорошо греть начнет, с неба когда черви падают, тогда рыба удочку хватает. Если рыба хорошо удочку хватает, в теплый год, тогда сыты бываем с собаками, с людьми…»{51}.
В 1901 г. на Ясачную приезжал врач С. И. Мицкевич. Из находившейся в его распоряжении суммы, предназначенной для благотворительных целей, он закупил конины и тем спас юкагиров от голода.
В 1903 г. Якутское областное управление рассмотрело «вопрос об обеспечении инородческого населения от голодовок местными средствами». Речь шла о создании общественных запасов сена и рыбы, завозе пехотных бердан и охотничьих малопулек взамен кремневых ружей, а также о закупке ездовых оленей, вероятно, для ламутов. Однако указанные мероприятия не были осуществлены.
В 1905 г. из Петербурга на Колыму приехал специальный уполномоченный министерства внутренних дел С. А. Бутурлин. Он установил, что верхнеколымские юкагиры и ламуты из-за «неулова рыбы» в 1904 г. сильно голодали. «Меховое платье они пораспродали якутам, оставшись в голой ровдуге (коже), в которой и сытому человеку здешней весной, когда в середине апреля мороз еще достигает –30°, промышлять без риска замерзнуть — трудно»{52}.
Выяснилось, что на две-три семьи приходилось по одному кремневому ружью и одной рыболовной сети; у юкагиров и ламутов не осталось ни собак, ни покрышек для чума.
Получив из рыбозапасного магазина омулей на дорогу, юкагиры и ламуты — «полуголые и почти безоружные» — отправились в тайгу, чтобы не пропустить охоту на диких оленей и лосей. Из-за неудачной охоты две юкагирские семьи (семеро взрослых и двое детей) погибли от голода. Это случилось на реке Поповке (Поповой), в 600 км от Верхнеколымска. Десятый член этой группы, Алексей Спиридонов, «в конце-концов выбрался живым, но сначала не смел рассказать об этом несчастии (так как сохранил себя людоедством)», — писал Бутурлин{53}.
В 1969 г. я разговаривал в Балыгычане с юкагиром Н. А. Тайшиным о его прежней жизни. В молодости он был кормильцем семьи, состоявшей из 20 человек. Голодать приходилось часто — ели сырую кожу и обувь. Сам, еле волоча ноги, уходил на поиски дичи, а попасть в зверя или птицу из кремневой винтовки не просто: порох сыпался из ствола, попадал в глаза…
Е. И. Шадрин из поселка Нелемпое тоже помнит лихое время своей юности. Однажды, когда братья и сестры лежали уже без сил и только мать «шевелилась», Егор Иванович усилием воли заставил себя подняться и пойти на охоту. Ему повезло — он убил лося. Отрезал от туши кусок мяса и принес на стойбище. Мать сварила бульон и давала всем по чайной ложке. «Целую неделю выздоравливали. Помаленьку поправились…»
Канцелярия иркутского военного губернатора обратилась к якутскому гражданскому губернатору с просьбой сообщить о мерах предотвращения голодовок. Якутск, в свою очередь, запросил колымского окружного исправника Николаева. Тот донес, что юкагиры и ламуты рек Ясачной и Нелемной «ложатся бременем на средства казны и благотворительные, не подавая надежд на выход и в будущем из состояния нужды и прогрессивно растущей задолженности их при сохранении того уклада хозяйственной деятельности, в котором они живут…» Исправник предлагал либо переселить юкагиров и ламутов на Омолон «при условии снабжения их там необходимыми орудиями охоты и промыслов»[30], либо расселить среди верхнеколымских якутов, с тем чтобы они занялись разведением крупного рогатого скота и лошадей.