Традиции матрилинейности существуют даже у эвенов тех районов, где юкагиров давно нет. Пожилой эвен В. В. Турантаев — житель поселка Томпо на одноименной реке, правом притоке Алдана, мне говорил, что считает родню по матери более близкой, чем родню по отцу. Название рода матери он помнил, а к какому роду принадлежал его отец — давно забыл. А ведь эвены — это ветвь тунгусов с их ярко выраженной патрилинейностыо…
ВСЕ «ВЗАИМНО СТЕСНЯЮТСЯ»
В отдаленном прошлом, до встречи с тунгусами, юкагиры, по всей вероятности, жили небольшими материнско-родовыми общинами, в которых родство велось исключительно по женской линии. Однако по мере сближения с пришельцами-тунгусами — носителями «отцовского» начала — основы юкагирского общества оказались поколебленными и частично разрушенными.
Чтобы понять, как это конкретно происходило, вообразим себе такую ситуацию: тунгус женится на юкагирке. Он готовит, по обычаю, калым и рассчитывает, что после вручения его тестю получит жену. Но не тут-то было: тесть отвергает калым и предлагает тунгусу присоединиться к своей семье. У тунгусов такой брак считается унизительным, однако — что делать? Тунгус присоединяется к тестю. Вероятно, он живет с женой в отдельном чуме, но кочует вместе с ее родственниками и для всех добывает пищу охотой. У него рождаются дети, и он их, естественно, считает тунгусами своего рода. Между тем юкагиры считают его малышей юкагирами. Когда сыновья становятся взрослыми, отец-тунгус собирается их женить — разумеется, по тунгусскому обычаю, т. е. взять для них жену в роде матери. Однако для юкагиров такой брак является недозволенным: их экзогамные запреты распространяются именно на кровных родственников с материнской стороны. Они предлагают поискать невесту в роде отца, но тунгус возмущен: сородичи не отдадут девушку за его сына, даже если бы она сама того захотела!..
Дети нашей пары попадают в затруднительное положение: они не могут жениться ни в роде отца, ни в роде матери. И что же им делать, если поблизости нет представителей какого-либо нейтрального, третьего рода?
Юкагиры нашли выход: они стали разрешать браки с дальними кровными родственниками как со стороны отца, так и со стороны матери, в результате чего экзогамия свелась у них к исключению браков в пределах небольшого числа поколений в любой линии родства.
Костя Винокуров мне говорил, что на Коркодоне не могли вступить в брак родные, двоюродные и троюродные братья и сестры и что «за этим следил родовой старшина». Иными словами, мужчине и женщине, имевшим общего прадеда, стать мужем и женой разрешалось.
Иохельсон тоже слышал от юкагиров, что четвертое поколение от общего предка они уже не считали (в конце XIX в.) кровной родней; следовательно, браки между представителями четвертого поколения являлись дозволенными.
Экзогамия оказалась сильно урезанной, но вместе с тем она приобрела двусторонний характер. Этим юкагиры и часть их соседей ламутов сильно отличаются от тунгусов, признающих однолинейную экзогамию, распространяющуюся, как правило, на всех кровных родственников отца независимо от того, на какое число поколений они удалились от общего предка. Мать для тунгусов — представительница другого рода, и они даже предпочитают заключать браки с ее кровными родственниками.
Итак, вопрос, связанный с созданием новой семьи, оказался урегулированным… Но не были ли при этом ущемлены «интересы» рода, в данном случае материнского? Были и весьма существенно: род у юкагиров фактически перестал существовать, так как он укоротился до трех-четырех поколений сородичей, на которых стала распространяться экзогамия. Три-четыре поколения кровных родственников — уже не род, а скорее «большая семья», ведущая происхождение от общего деда или в крайнем случае прадеда.
Большая семья юкагиров в условиях матрилокального брака обычно включала родителей и дочерей вместе с их мужьями и некоторыми родственниками последних. Такую семью Иохельсон называл «составной».
В XVII в. юкагирская составная семья нередко состояла из 10–15 взрослых охотников и насчитывала до 40–50 членов вместе с женщинами и детьми. Она довольно естественным образом могла образоваться в случае женитьбы ламута на юкагирке. Родственники с обеих сторон объединялись в одну кочевую группу, и поэтому не надо было решать, кто к кому должен «присоединиться»… К такой группе, обеспеченной охотниками, присоединялись отдельные «малые семьи» кровных родственников и свойственников. О существовании малых семей у юкагиров в XVII в. можно судить по выражению ясачных документов: юкагир такой-то «з детьми».
В ясачных документах XVII в. составная, а нередко и малая семья именовались «родом». Так уж водилось в то время…
Превращение любой группы плательщиков ясака в «род» объясняет нам причину обилия юкагирских «родов» в середине XVII в. Только на одной Колыме с ее притоком Омолоном числилось 25 юкагирских родов, не считая тех юкагиров, которые платили ясак «вне родов». Как помнит читатель, все юкагирское население Колымы тогда составляло 1080 человек, т. е. в среднем на юкагирский «род» приходилось всего 43 человека. Заметим, что средний тунгусский род насчитывал в ту пору свыше 100 человек.
Называя юкагирские составные и малые семьи родами, служилые люди исходили, конечно, лишь из установившейся традиции. В целом ряде дошедших до нас документов термин «род» по отношению к юкагирам не употребляется вовсе. Нет его, в частности, в донесении, отправленном в начале XVIII в. из Якутска в Москву за подписями воеводы Траурнихта и дьяка Романова. В донесении шла речь о тунгусах «разных родов» и «юкагирях» безотносительно к их социальным объединениям. Не считали свои ясачные группы родами и сами юкагиры. В коллективной челобитной от 1663 г. они именуют себя людьми «Сибирские земли, Колымы реки, Нижнего ясачного зимовья, Нижнего и Верхнего Анюев»{121}.
Названия юкагирских «родов» русские обычно образовывали от личного имени или прозвища князца. В Верхнеколымском зимовье в 1651–1659 гг. платили ясак роды Ниничин, Комундеев, Нартицын, Рыбников и др. «Родовые» названия, естественно, заменялись новыми, как только старый князец умирал. В отличие от юкагирских тунгусские родовые этнонимы чаще всего были коллективными прозвищами: Агинкагир — «лесные» (т. е. «волки»), Шамагир — «шаманы», или «шаманцы». Многие из таких этнонимов дошли до нас из глубокой древности, и мы часто даже не знаем, от каких слов они образованы.
Составные семьи юкагиров просуществовали вплоть до конца XIX — начала XX в. В. И. Иохельсон приводит сведения о составной семье лучшего кузнеца Ушканского рода. Василия Шалугина. В нее входили, кроме старика, его старшая дочь с зятем и детьми, две незамужние дочери, сын с женой, тещей и ребенком, сын-подросток (еще один сын Шалугина «вступил зятем в другую семью», а четвертая дочь ушла к мужу-ламуту).
По словам Н. А. Тайшина из Балыгычана, в молодости у него была семья, состоявшая из жены, 13 детей и родителей жены. В семью Е. И. Шадрина из Нелемного входили три сестры, старший брат с женой и дочерью, а также родители жены.
Во главе составной семьи номинально стоял пожилой человек, который назначал время для перекочевки, место стоянки, указывал где и когда следует начинать промысел и т. д. Спиридонов называл его «большаком» и приводил соответствующий юкагирский термин — чомоил. У Иохельсона наряду с этим термином (у него — чомоджэл) встречается еще один — лигайя шоромох — «старый человек».