Осталась позади кольцевая автострада и те-перь я удаляюсь от всей этой суеты. Можно набрать нормальную скорость. Прижимаю педаль газа, посматриваю на спидометр: 70... 75... 80 миль в час. Тридцать пятый фривей хорош тем, что огра-ничение скорости здесь 70 миль, а по неписаным американским правилам разрешается превышение скорости до десяти миль. Поэтому, пока я держу 80, ни один коп ко мне не прицепится. Попутных машин немного, зато навстречу движется нескон-чаемая, плотная, светящаяся огнями гусеница - народ катит в Twin-Cities, чтобы начать трудовой день. На поворотах фривея их фары бьют мне по глазам, а на такой скорости лучше не слетать с дороги. Напряженно всматриваюсь в разметку, особенно на многочисленных поворотах.
Встречных машин все меньше и меньше, теперь это уже не гусеница, а густо разбросанные светлячки - как в Иллинойсе летом на полях.
Можно расслабиться. Откидываюсь на спинку сиденья и убираю правую руку с руля. Слушаю музыку. Сейчас это Бичевская, а вообще кассет я взял много, чтобы хватило на всю дорогу. Докурив очередную сигарету, протягиваю руку вправо и наощупь ухватываю кружку с кофе. Мне уютно в мирке моей машины. На свободном си-денье разложены сигареты, кассеты, сотовый теле-фон, зажигалка. Там же моя походная кожаная сум-ка с картами и всякой всячиной. На лобовом стекле на присосках прикреплена дощечка с блокнотом для записей и ручкой. Иногда задание на срочный перевод я получаю прямо в машине, и нужно быс-тро записать адрес и остальную информацию. Но чаще я использую эту дощечку, чтобы прикреплять к ней компьютерную распечатку с маршрутом. Хо-тя сегодня маршрут у меня крайне простой – пол-ный вперед до Дулуса, а там тридцать пятый фри-вей заканчивается и я поеду вдоль озера по шесть-десят первому хайвею. Всего около трехста миль в одну сторону.
Справа все светлее и светлее. Скоро и фары можно выключать. На западе сумерки, а на вос-токе подсвеченные розовым облака и бледно-го-лубое холодное небо. По обеим сторонам шоссе бе-резовые рощи. Сверкает инеем высокая трава лу-гов. Мостик через речушку. Боковым зрением ви-жу поваленное дерево в мелкой воде.
Читаю названия озер и речек на дорожных знаках. Ну, прямо тебе Фенимор Купер: озеро Ло-синый Рог, речка Бобровая. Самый класс, конечно, ручей Порезанного Лица! Вода в озерах парит на морозце.
Рощи постепенно переходят в сплошные ле-са. Вот местечко для наших трех медведей - какие-то обломанные стволы торчат на лесных прогали-нах.
Как это всегда бывает в поездках, вначале думаю о повседневных будничных делах, потом дорога захватывает и я погружаюсь в то совершен-но особое состояние, которое возникает только во время дальнего пути. Легко придерживаю руль, слушаю музыку и рассеянно плыву "по волне моей памяти". Вольно и без моего участия сменяют друг друга мысли и картинки. Я просто присутствую при этом процессе. Там и беловолосый утренний сонный Яшка и, смотри, что это там, впереди – яст-реб, что ли, кружит? И лес какой мрачный по сто-ронам. В западной Польше, помню, был такой же сумрачный, прямо-таки, разбойничий предрассвет-ный лес - в районе Жепина. Потом память переска-кивает на шустрых польских мальчиков на границе с Белоруссией, которые за сто дойчмарок протал-кивали машины без очереди в Тересполе. Молодые ребятки и матерились непрерывно по-польски, а очередь там была гигантская, километра три. Те-респоль это с польской стороны, а с белорусской он уже Брест. А когда в Краснодар ездили, пом-нишь? вечером мы разожгли костерок в рощице чуть в стороне от шоссе, чтобы с дороги было не видно. И мы с детьми сидели вокруг костерка, пока Света чего-то там варила. Брат потом сказал, что мы сумасшедшие, если так отчаянно останавлива-емся на ночлег. На обратном пути мы поняли, как сейчас ночуют путешественники в России, - сделав привал в районе Воронежа, недалеко от ГАИ. Даль-нобойщики поставили свои здоровенные фуры со всех сторон, образовав своеобразную площадку и оставив только один проход. В этот проход заезжа-ли легковые и располагались на ночлег, а потом, когда стемнело, весь стан закрыли еще одним гру-зовиком.