— Что вам нужно?
Тойфель подал жалобу на то, что его разбудили, когда он вовсе не собирался разговаривать со своими тюремщиками. Аппарат сработал из-за того, что замкнуло отсыревшие в стене провода…
Первое поколение немецких террористов, ушедших в подполье, научилось у коммунаров тому, что можно сплотить людей и вне традиционной семьи. Общество заговорщиков, решил Хорст Малер, адвокат, ставший террористом, подвергает себя меньшей опасности, если дает выход своим сексуальным инстинктам. Поэтому с самого начала в боевой группе было много женщин.
Коммуна, которую основал Ян-Карл Распе, так формулировала свое кредо в сфере равенства полов:
— Мы установили, что потребность мыться, танцевать, готовить еду, мыть голову и причесываться, гулять, водить машину и есть сладкое не зависит от пола.
Основатель террористического «Движения 2-го июня» Бомми Бауман, пролетарское дитя, считал, что имеет право спать с любой женщиной, поэтому в его группе постоянно разыгрывались драмы. «Любовные истории у буржуазных сынков протекали тяжело», — как выразился один из членов группы…
Из палестинского лагеря они вернулись другими людьми, готовыми стрелять и убивать. Больше никаких любительских акций, вроде поджога универмага, решили Майнхоф и Баадер. Они будут брать заложников и убивать прокуроров, судей и правых политиков. А также грабить банки, угонять автомобили, красть чистые бланки паспортов — для того, чтобы машина террора работала бесперебойно.
Во всем этом бывшая журналистка Ульрика Майнхоф сыграла ведущую роль. Во всех других странах по статистике из десяти террористов — восемь мужчин. Внутри «Фракции Красной армии» все было наоборот. Можно сказать, что и саму группу создали три женщины — Гудрун Энсслин, Астрид Проль и Ульрика Майнхоф. Когда полиция составила список самых опасных преступников, находящихся в розыске, то среди четырнадцати террористов оказалось только четверо мужчин.
Ульрике Майнхоф разлука с детьми далась тяжело. Долгое время террористы устраивали ей тайные встречи с дочерьми, но с каждым разом это становилось все опаснее, потому что «красноармейцев» искала вся западногерманская полиция.
Товарищи по борьбе были недовольны мягкотелостью Майнхоф. И постепенно она вырвала из сердца любовь к своим девочкам. После ее смерти в тюремной камере следователи нашли письма детей, присланные ей на Пасху. Она даже не раскрыла эти письма…
В подполье, занимаясь убийствами и ограблениями, женщины менялись до неузнаваемости. Бригитте Кульман, будучи студенткой, заботилась’ о парализованных больных и считалась «необыкновенно чувствительной». В террористической группе она превратилась в исступленную фанатичку. Заложники, которых террористы захватили, рассказывали, что она вела себя «как надзирательница в концлагере».
В конце 70-х годов в спецслужбах ФРГ обсуждались планы уничтожения основных кадров европейского терроризма. Некоторые западногерманские спецслужбисты даже попытались подобрать людей для ликвидационной группы. Этим занимались Федеральное ведомство по охране конституции и Федеральное ведомство уголовной полиции. Но от этой идеи благоразумно отказались.
Западногерманские власти удержались в рамках закона — террористов постепенно выловили, судили и отправили в тюрьму. Они держались очень стойко, объявляли голодовки.
Предложение о голодовке вплоть до смерти исходило от Гудрун Энсслин. Она писала Баадеру: «Мы можем сказать, что каждые три недели (или четыре, или две — это все равно) один из нас будет себя убивать. До тех пор, пока не прекратится наша изоляция».
Дольше всех во время голодовок держались именно женщины. Габриэле Рольник, Моника Берберих, Гудрун Штюрмер и Ангелика Годер три месяца ничего не ели и только пили чай и минеральную воду.
На следующий день после того, как один из осужденных террористов, Хольгер Майнс, умер в тюрьме от голода, был убит президент западноберлинской судебной палаты Гюнтер фон Денкман. Он не имел никакого отношения к процессам над членами «Фракции Красной армии». Это была месть судебной системе как таковой.
Майнхоф написала из тюрьмы:
«Мы не оплакиваем мертвого судью Денкмана. Мы радуемся его казни. Эта акция была необходима потому, что она показала каждой судейской и чиновной свинье, что и он — и уже сегодня — может быть привлечен к ответственности. Эта акция была необходима потому, что она положила конец разговорам о всемогуществе государственного аппарата…