Пятилетний Гриша, который вечно следовал за нами по пятам и вмешивался во все, что бы мы ни делали, схватил осколок кирпича и замахнулся.
— Не смей! — воскликнул Женька и отобрал у Гриши камень. — Давайте лучше представлять, где что будет.
Забыв обо всем на свете, мы устремились к пустующему помещению, завладевшему нашим вниманием.
Кочуя от окна к окну, мы распределяли комнаты по своему усмотрению. Вот здесь будет авиамодельный кружок и судомодельный. Здесь — слесарная мастерская и столярная. Мы даже одну комнату подарили девчонкам. Пусть себе вышивают и танцуют, нам не жалко!
— И буфет пусть будет, с мороженым… — мечтательно произнес толстый Васька. — А какой у нас получался спортивный зал!
— Волейбольную площадку расположим справа, — говорил Женька, заглядывая в очередное пыльное стекло. — В этом проеме установим шведскую стенку. А брусья и коня — слева…
— Коня? Какого коня? Покажите! — закричал Гриша. Васька поднял Гришу на уровень карниза.
— Ничего нету, — разочарованно протянул Гриша. — Ты, Женька, обманщик…
КУЗЯ-БАРАБАНЩИК
В воскресенье рано утром мы собрались на площадке, чтобы сыграть главный матч сезона. Поставили ворота-кирпичи. Начертили мелом центральный круг и штрафные площадки. Потом разделились на две команды — я с Женькой — против Васьки, Кости и Гриши.
Женька достал из кармана судейский свисток, а я радостно потирал руки: выигрыш был верный — тягаться с Женькой не мог даже длинноногий Костя.
Но главный матч сезона неожиданно сорвался: на площадку с шумом въехал грузовик с широким кузовом. А в кузове — целый оркестр из пионеров и школьников.
Не успели мы и глазом моргнуть, как откуда-то набежал народ. Тут были и взрослые, и дети, и дедушки, и бабушки.
Толпа все росла и росла, словно из земли.
Дирижер жестом остановил оркестр, повернулся лицом к публике, и я невольно воскликнул:
— Смотрите, тот самый высокий, что приезжал сюда!
А дирижер поднял руку, призывая к тишине, и громко сказал:
— Дорогие ребята! Вот и сбылась наша мечта. Мы переехали в новое помещение…
Мы с Женькой переглянулись.
Из дальнейшей речи, доносившейся из грузовика, мы поняли, что какая-то музыкальная школа посягает на помещение, которое мы считали своим.
— Что я вам говорил? — насмешливо спросил Костя.
— Бежим к Уточкину! — воскликнул Женька. — Он же сказал, что в Моссовете вопрос подписали для нас!
Но за Уточкиным и бежать не пришлось. Он был тут как тут. Разнаряженный, словно для праздника. На нас он даже внимания не обратил, хотя мы делали попытки заговорить с ним.
— Принесло откуда-то, — хмуро озираясь вокруг, пробурчал Женька. — Ждали вас!
— Кто это выступает? — спросил я незнакомого мальчишку в синем берете.
— Геннадий Максимилианович.
— Кто, кто?
— Директор нашей школы.
Все пропало! Если раньше еще можно было надеяться на какое-то чудо, то теперь при слове «директор» стало ясно: всем нашим планам — крышка.
Вдруг Женька воскликнул:
— Смотрите, барабанщик!
И я увидел в кузове грузовика щуплого подростка, окруженного набором разных барабанов.
— Вот здорово играет! — вырвалось у меня.
— Это наш Кузя, — сказал тот же мальчишка в берете. — Он еще не то может…
— Подумаешь, — небрежно произнес Женька, отворачиваясь от грузовика. — Чего зря стоять? Давайте лучше запускать ракету.
Никакой ракеты у нас не было. Но если Женьке взбредет что-нибудь в голову, то он ни за что не отступится. Настойчивый он человек, ничего не поделаешь!
Вот и сейчас Женька разыскал в кустарнике кусок водосточной трубы, приладил к ней жестяной наконечник, а в основание втиснул большую консервную банку с несколькими карбидными камушками.
Карбид Женька выменял еще на Арбате, отдав за него четырехцветную шариковую ручку.
Когда ракета была готова, Костя сказал:
— Что же, вы ее собираетесь из рук запускать? Как голубя? Эх вы, неучи! Нужна передвижная ракетная установка!
— Подержи, Федя, — сказал Женька, передавая мне ракету. — Я мигом…
Женька убежал куда-то, а мы смотрели на то, как оркестранты выпрыгнули из кузова грузовика и унесли свои инструменты в помещение. Потом снова появились на площадке и смешались с толпой учеников, окружавших Геннадия Максимилиановича.
Геннадий Максимилианович говорил:
— Занятия не прекращаются ни на один день. Завтра уроки начинаются по старому расписанию. Сегодня мы должны сделать все возможное, чтобы занятия начались нормально…