Когда проходит первая репетиция нашего дуэта, папа удаляется на кухню и терпеливо сидит там, пока не смолкают звуки. Но зато потом, когда мы сыграемся, папа слушает нас и даже улыбается.
А однажды мама повела меня в Дом ученых. На концерт.
Мама оставила меня в зале и исчезла.
Потом я ее увидел в оркестре. Она помахала мне кларнетом и подмигнула.
Я знал, что у мамы очень короткая партия — не больше четырех строчек. Впрочем, об этом знал не только я, но и весь наш дом от первого до десятого этажа: мама очень старательно разучивала свою партию.
Я пересел поближе и еще раз убедился в том, что оркестр на самом деле состоит из ученых.
В том, что они ученые, я не сомневался. Особенно насчет одного из них. У него была огромная седая борода.
Бородач оказался концертмейстером оркестра — так называют самого первого скрипача, который сидит по левую руку дирижера.
У нас в оркестре место концертмейстера занимает Петя Люлькин.
Правда, оркестром Дома ученых руководил не какой-нибудь мальчишка, а солидный дядя. Он медленно пробирался к дирижерской подставке. Белая манишка, черный фрак и походка вперевалочку делали его похожим на пингвина.
Взобравшись на подставку, он повернулся лицом к оркестру. Манишка исчезла. И сходство с пингвином — тоже.
Мое внимание вновь переключилось на бороду. Я сидел и, вместо того чтобы слушать, все время следил за концертмейстером. «Интересно, — думал я, — куда он кладет бороду во время игры — на скрипку или под нее?»
Но сколько я ни смотрел, так все равно ничего толком не разглядел. Мне казалось, что смычок ходит не по струнам, а прямо по бороде. Но этого же не может быть!
Когда оркестр закончил свое выступление, я побежал разыскивать маму.
Я ей сказал:
— Мама, ты здорово играла, лучше всех!
И она чмокнула меня в щеку.
Тут к нам подошел бородатый концертмейстер и церемонно поцеловал мамину руку.
— Ну, как вам понравилось наше выступление? — спросил он. — По-моему, очень недурно, а?
— Очень и очень мило, — ответила мама.
— Мы играли корректно, музыкально и чрезвычайно эмоционально, как вы считаете?
— О да!
И меня удивило, что они радуются, как дети, и даже бессовестно нахваливают себя.
— Не правда ли? — продолжал ученый. — Особенно вот это место: «Ра-рай-ра-рай-ра-ра-ра-ра!»
— И вот это: «Ту-ра-ра-ра-ра-ту-ра-ра!» — откликнулась мама.
— Ай да мы! — рассмеялся бородач и вдруг обратился ко мне: — А вам, уважаемый, что больше всего понравилось? Какие мысли пробудил в вашей голове несравненный Петр Ильич Чайковский?
Я растерялся и помимо своей воли брякнул:
— А куда вы кладете бороду во время игры: на скрипку или под нее?
— Гм… Фм… — пробурчал ученый. — Ей-богу, не знаю!
А мама еще долгое время хохотала до слез и рассказывала папе, что бедный ученый с тех пор не знал, куда девать свою бороду.
Она ему мешала и на скрипке, и под ней. Он промучился около недели, а потом наконец рассердился и сбрил ее! Ну, я больше не стану рассказывать ни про ученых, ни про их бороды. Скажу только, что я твердо решил играть в их оркестре. А если из меня не получится ученый и я буду работать где-нибудь в другом месте, то и там можно собрать оркестр. Неужели мне не удастся подобрать подходящих ребят вроде маминых ученых?
А пока я бросаю писать.
Что будет со всеми нами? Трудно сказать. Может быть, некоторые из нас так полюбят музыку, что захотят стать музыкантами? Кто знает! А сейчас мы изо всех сил готовимся к контрольным урокам и переводным экзаменам. Ни о чем другом пока думать не приходится.