— Госпожа Эржебет! — При виде ее Ракоци чуть не расплакался. — Мы думали, вы погибли!
— Страну не так-то легко убить. — Эржебет криво улыбнулась, дружески обнимая его.
— Слава Всевышнему, с вами все в порядке. — Князь отступил от нее на шаг, окинул взволнованным взглядом.
— Но что же с вами случилось? Ваша одежда вся в пыли, вы такая бледная и осунувшаяся.
— Я попала в плен к австриякам, — коротко ответила Эржебет. — А как дела у вас? Родерих сообщил мне, что мы проиграли сражение…
— Увы… Как только вы упали с коня, люди перестали видеть знамя и запаниковали, пошел слух, что вы погибли… И тогда наши воины обратились в бегство. — В голосе Ракоци звучала обида и разочарование. Он сжал кулаки и с надеждой взглянул на Эржебет. — Но теперь, когда вы снова с нами, госпожа, я уверен, мы покажем австриякам настоящую силу Венгрии! А вот сама Эржебет была не слишком в этом уверена.
— Пока я была в плену, Родерих сделал мне одно предложение… И она пересказала князю весь разговор.
— Ни за что! — гневно выкрикнул Ракоци, как только она замолчала. — Что он о себе возомнил! Издевался над нашей страной, как хотел, а теперь, видите ли, решил явить милость! Нам не нужны его подачки, госпожа Эржебет! Мы сами отвоюем свои права, а не получим их с чьего-то позволения!
Пока Эржебет вслушивалась в его вдохновенную речь, в голову закралась мысль, что Ракоци настолько поглощен духом освободительной войны, что совсем потерял чувство реальности и трезвый взгляд на вещи. Но Эржебет решила продолжить борьбу и потерпела еще одно поражение, которое только усилило охватившее ее ощущение безысходности. Дела с управлением страной все так же не ладились, Родерих подтягивал войска, медленно, но верно возвращая земли Эржебет в состав Империи. Ракоци все еще храбрился, уповал на поддержку извне, но Франциск денег больше не присылал. И только Гилберт настойчиво предлагал помощь, но Эржебет понимала, что как бы он ни бахвалился, он лишь маленькое герцогство с кучей своих проблем, с агрессивными соседями под боком. Ей не хотелось, чтобы он отдавал ей последнее, в ущерб себе. Да и ее гордость никуда не делась. Нет. Она должна сама справиться со всем, не может же она вечно полагаться на чью-то помощь. Но с каждым днем становилось все тяжелее.
Перед очередным сражением Родерих прислал ей письмо, в котором подтверждал свои предложения, если она пойдет на мир. Ночью перед боем Эржебет долго сидела в своей палатке, буравила взглядом бумагу, исписанную аккуратными буквами. К утру она приняла решение и отдала приказ своим войскам сдаваться…
— Я рад, что ты прислушалась к голосу разума, Эржебет. — Родерих не скрывал довольной улыбки, протягивая ей договор, подписание которого должно было ознаменовать их новый союз. Эржебет промолчала. Радости она не испытывала, в душе были лишь сожаление, покорность судьбе и бесконечная усталость. Ракоци так и не принял ее выбор, назвал предательницей и бежал из страны, хотя Родерих обещал ему помилование.
«Предательница… Кто знает». Но Эржебет считала, что поступает правильно. Она приняла лучшее решение, чтобы спасти своих людей, свою землю. Она окунула перо в чернильницу и уже собралась поставить свою подпись под договором.
— Да, кстати, — произнес Родерих, словно только что вспомнил. — Совсем забыл упомянуть одно условие. Я не собираюсь никак ограничивать тебя в передвижениях, но есть один момент… Я настаиваю, чтобы ты больше не контактировала с Байльшмидтом.
Эржебет замерла, подняла на него недоуменный взгляд.
— Почему это? Что еще за дурацкое условие? — Она была слишком удивлена, чтобы придерживаться вежливых оборотов. — Да еще так неожиданно.
Родерих поджал губы, на секунду задумался.
— Скажем так, я считаю, что он плетет против меня заговор и может использовать тебя. К тому же тебе не стоит марать себя общением со всякими недостранами. «Чтобы он на меня дурно не влиял и не подстрекал к мятежу», — закончила фразу Эржебет. Ее уверенность поколебалась. От мысли, что она больше никогда не увидит Гилберта, защемило в груди. Променять их дружбу на уступки Родериха — к своему стыду она поняла, что ощущает это гораздо большим предательством, чем то, в котором обвинил ее Ракоци. Эржебет никак не могла решиться, перо застыло над бумагой, с острого кончика медленно-медленно упала иссиня-черная капля…