«В случае моей победы ты позволишь мне делать с тобой все, что я пожелаю».
В душу закрались сомнения, но вместе с ними и томительное любопытство.
«Чего же ты хочешь от меня, Гил? Я хочу узнать».
Но тут Гилберт атаковал, и Эржебет мгновенно забыла обо всем: остались лишь клинок в ее руках и ее любимый соперник напротив нее.
Удар, удар, удар! Эржебет ощущала, как со звоном сабель выплескивается ее тоска, желание, клокочущая внутри энергия. Но облегчение не приходило. Становилось только хуже. Словно с каждым взмахом клинка пожирающее ее изнутри пламя разгоралось сильнее, заполняло все ее существо. Эржебет рубилась все отчаяннее, все яростнее. И видела отражение бушующего огня в глазах Гилберта. Он улыбался с бешеной радостью, по-звериному скалился, сабля пела в его руках, легко отражая все выпады Эржебет. Он двигался все быстрее, заставляя и ее ускорять темп, они будто танцевали какой-то языческий танец. Танец смерти? Или танец жизни? Ведь смерть — это холод и тьма, а в них обоих было столько жара и света.
Вот лезвие клинка Гилберта проскользнуло в опасной близости от горла Эржебет, она ощутила, как по коже побежали приятные мурашки. А вот Эржебет смогла обойти его защиту и чуть царапнула его щеку. На бледной коже выступили рубиновые капельки крови, одна скользнула вниз, застыла на тонких губах Гилберта. Он медленно слизнул ее влажным, розовым языком. Эржебет замерла, наблюдая за ним, как завороженная.
— Горько. — Мягкий гортанный смех. — Хочу попробовать твою… Она должна быть сладкой.
— Слишком роскошный деликатес для тебя! — выкрикнула Эржебет, бросаясь к нему.
Гилберт ухмыльнулся, блокировал ее выпад¸ на мгновение приблизил свое лицо к ее.
— А ты хочешь моей? — горячо выдохнул он.
— Она точно ядовита! — Эржебет осклабилась, отталкивая его.
Снова обмен ударами, финты и ловкие атаки, снова пылает неудержимый огонь!
«Больше, больше, больше! — исступленно кричала Эржебет. — Мне мало! Еще, еще!»
Ей так хотелось увидеть Гилберта павшим ниц. Обезоружить его, уронить на траву, упасть сверху и…
Она не заметила, что за движение сделал Гилберт, но вдруг ощутила в руках пустоту. Ее сабля отлетела в сторону, горла коснулся кончик его клинка. Легко-легко, почти неощутимо, словно перышко. Эржебет замерла, не в силах осознать случившееся, поверить, что вот и конец. Ее захлестнуло острое чувство неудовлетворенности. Не горечь поражения, а именно неудовлетворенность тем, что Гилберт просто выбил у нее оружие и все.
— Я победил. — В его голосе не слышалось ожидаемого злорадного торжества.
Он тяжело дышал, грудь бурно вздымалась и опускалась, на коже блестели бисеринки пота.
Гилберт чуть надавил на клинок, Эржебет отступила назад, споткнулась о какую-то ветку и неловко упала. Она распласталась на траве, тут же попыталась встать, но Гилберт не позволил. Он опустился на колени, прижал лезвие сабли плашмя к ее шее. Эржебет содрогнулась всем телом: ощущение ледяной стали, касающейся ее разгоряченной кожи, было одновременно пугающим и необычайно приятным. Но еще сильнее ее затрясло, когда она заглянула в глаза Гилберта. Эржебет вдруг показалось, что кроваво-красное марево заполнило собой все вокруг. Оно окутывало ее жаркими объятиями, ласкало мягкими волнами и властно тянуло, тянуло к себе.
— Моя Лизхен, — откуда-то издалека донесся хриплый шепот Гилберта.
Позже Эржебет так и не смогла вспомнить, кто из них сделал первое движение, кто столкнул маленький камешек, повлекший за собой лавину, после которой их отношения изменились навсегда. Просто в какой-то момент Гилберт склонился к ней, а Эржебет потянулась навстречу, рискуя поранить нежную кожу шеи.
Их губы встретились.
У их первого поцелуя был вкус стали и крови.
Между ними в этот момент словно проскочила молния, ударила Эржебет и вышибла из головы все мысли. Осталось чистейшее, ничем не замутненное желание. Они целовались жадно, неистово, подбородками опасно касаясь лезвия сабли, но холод клинка лишь сильнее распалял их. А затем оружие вдруг исчезло, Гилберт отстранился и застыл над Эржебет, глядя на нее сверху вниз. Тяжелый, полный сладострастия багровый туман. Покрасневшие, влажные губы. Бледная кожа, чуть тронутая румянцем.