— Гилберт! — окликнул его Фридрих, который руководил собранием. — Задержись, пожалуйста. Мне кое-что нужно с тобой обсудить.
— Оно не может подождать? — Гилберт даже не пытался скрыть раздражение. — Я занят.
— Вот о том, чем ты занят, я и хотел поговорить. — В голосе короля зазвенел металл, и Гилберт насторожился.
Гилберт вернулся назад, присел в кресло рядом с Фридрихом, тот подождал, пока за последним министром закроется дверь, и только тогда заговорил.
— Гилберт, ты меня знаешь, я не люблю ходить вокруг да около, поэтому скажу прямо: то, что ты уже неделю держишь Венгрию у себя во дворце, очень опасно для нас. Сперва я думал, она приехала погостить, я всегда подозревал, что у вас есть определенные отношения… Но она остается с тобой слишком долго. В Вене беспокоятся, и то, что они еще не прислали протест, лишь вопрос времени.
Гилберт напрягся, мысленно принимая боевую стойку: политика опять встала между ним и его Лизхен, но на сей раз он не уступит. Ни за что!
— Родди может протестовать, сколько влезет. Лизхен пошла со мной по своей воле, — рыкнул он.
— По своей или нет — не важно. Венгрия — провинция Империи. И то, что она так долго находится у тебя, компрометирует нас всех. С какой стороны не посмотри, это выглядит так, будто мы планируем заговор! Нам сейчас совершенно не нужны трения с Веной. Мы лишь недавно заключили мир, я тебе уже не раз говорил, он нам жизненно необходим. Силезия только-только стала нашей, в ней нужно наладить жизнь. Да и армия истощена сражениями, ей требуются свежие силы, оружие… разработка новой тактики, наконец! А ты все ставишь под удар своим безрассудным поведением!
Переведя дух, Фридрих взглянул на Гилберта почти с отеческой заботой.
— Я всегда подозревал, что ты не равнодушен к Венгрии. Ты всегда так бурно реагировал, едва заходила речь о ней. Но я никак не ожидал, что ты потеряешь голову от любви. Словно обычный человек…
Гилберт вздрогнул: в устах Фридриха слова о его чувствах к Эржебет, в которых он себе-то с трудом признался, звучали почти кощунственно. Как бы Гилберт ни уважал короля, но такое вторжение в сокровенный уголок своей души воспринял в штыки.
— Я, по-твоему, бесчувственный чурбан, годный только на то, чтобы саблей махать? — хмуро осведомился Гилберт. — Может мы и не люди, но и не какие-то там механизмы… У нас тоже есть мечты и желания!
— Я и не спорю, — мягко произнес Фридрих. — Ты гораздо человечнее многих людей, с которыми я сталкивался. И я до сих пор поражаюсь странности твоей природы.
— Ага, давай еще расчленим меня во имя передовой науки и проверим, какое у меня сердце, — зло бросил Гилберт.
— Сердце у тебя, может, и человеческое, оно любит и страдает, но в первую очередь ты страна. Ты не принадлежишь только себе.
Фридрих грустно улыбнулся.
— Как и я. Мне кажется, мы во многом похожи, я даже понимаю тебя, ведь я, как король, тоже не могу дать волю своим чувствам. Я постоянно должен оглядываться на вельмож, на народ, на соседние страны.
Гилберт был вынужден с ним согласиться.
«Да уж, Фриц, ты все-таки мудрый, особенно для человека у власти. Я никогда не мог делать то, что мне хочется. Я никогда не мог просто любить ее. Всегда что-то мешало, войны, Садык, Родди. И политика, политика».
Но Гилберт был слишком упрям, чтобы легко отступить, приняв доводы Фридриха.
— С чего ты взял, что я не думал о выгоде для нас? — Гилберт с вызовом взглянул на короля. — Родди ослаб, я смогу уговорить Лизхен поднять восстание. Если мы заключим с ней союз и вместе выступим против Вены…
— Исключено! — резко перебил его Фридрих. — Сейчас мы еще не готовы к войне. Да и сама Венгрия тоже, пусть она смогла предоставить Австрии подкрепление. Да и как отреагирует европейская общественность на такой союз? Я боюсь, что многие захотят прийти на помощь Габсбургам в усмирении мятежа, опасаясь нашего усиления. У Франции остались к нам счеты за сепаратный мир… В общем, я не хочу так рисковать. Нам стоит сосредоточиться на улучшении армии и управлении Силезией.
Фридрих замолчал, бросил на Гилберта извиняющийся взгляд.
— Прости, но тебе придется забыть о союзе с Венгрией.
Гилберт ничего не ответил, молча поднялся с кресла и вышел за дверь.
«Отказаться? Отпустить ее? Да черта с два! Только не сейчас!»
Гилберт вернулся в берлинский дворец, молнией пронесся по коридору к своим покоям. Все, что он сейчас хотел, это обнять Эржебет, ощутить сладковатый вкус ее губ, почувствовать, что она рядом.
— Я вернулся, Лизхен! — гаркнул он с порога, распахнув дверь. — Ты скучала?