Царящая в коридорах тишина пугала, навевала панические мысли.
«Вдруг… Гилберт погиб, но это сумели скрыть. И теперь где-то здесь остывает его тело».
Эржебет затрясла головой, отгоняя прочь жуткие видения. И тут дорогу ей преградил слуга в потрепанной ливрее.
— Кто? Куда идешь? — Он подозрительно взглянул на нее, покрепче сжал в руке канделябр, похоже, собираясь в случае чего использовать его, как оружие.
Эржебет узнала лакея, он был одним из старых слуг Гилберта и знал ее в лицо, поэтому поспешила откинуть капюшон.
— Я хочу видеть господина Пруссию, — объявила Эржебет.
— Госпожа Венгрия. — Слуга склонился в почтительном поклоне. — Простите мою грубость, но боюсь, сейчас не лучшее время для визитов. Господин никого не принимает…
— Меня примет, — с нажимом произнесла Эржебет. — Я проехала столько лиг не для того, чтобы услышать такое… Доложи!
— Как прикажите. Прошу следуйте за мной.
Слуга проводил ее до покоев Гилберта.
— Подождите здесь, я сообщу господину. — С этими словами он скрылся за дверью, а Эржебет привалилась к стене и тяжело вздохнула…
И вот она уже несколько минут стояла так, то нервно теребя край плаща, то отстукивая носком марш.
«Да что же он так долго? Надо было наплевать на вежливость и войти самой».
— Полагаю, госпожа Венгрия?
Эржебет вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте, и резко обернулась на голос. Перед ней стоял пожилой мужчина в поношенном камзоле, покрытом пятнами от табака. Но несмотря на избороздившие лицо морщины и сгорбленную спину, взгляд его голубых глаз был удивительно ясным, цепким. Эржебет показалось, что она уже где-то видела этого человека, а затем в памяти всплыл портрет в кабинете Марии Терезии. Правда там этот мужчина выглядел гораздо моложе, но вот взгляд был точно такой же.
Перед ней стоял прославившийся на всю Европу король Пруссии Фридрих.
— Ваше Величество. — Эржебет присела в реверансе, годы жизни с Родерихом научили ее соблюдать этикет. — Для меня честь познакомиться с вами.
— Боюсь, это я должен сказать. — Фридрих галантно поцеловал ей руку. — Я много слышал о вас и счастлив встретиться лично. Вы приехали к Гилберту?
Он скорее не спрашивал, а утверждал, и Эржебет кивнула, понимая, что отрицать очевидное бесполезно.
— Это личный визит, — осторожно заметила она, раздумывая, сколько Фридрих знает о ее отношения с Гилбертом. — Я здесь не как вассал Австрии и ваш официальный враг.
— Я понял. — Король улыбнулся. — И это замечательно, что вы приехали. Я волнуюсь за Гилберта, поражения сломали его. Он уже третий день не выходит из комнаты и не желает со мной говорить…
Она на мгновение замолчал, пытливо взглянув на Эржебет.
— Думаю, вы единственная, кто может ему помочь. Пожалуйста, госпожа Венгрия, верните его.
И король низко поклонился ей.
Эржебет совершенно растерялась, не зная, что ему ответить.
— Я сделаю все, что в моих силах, — наконец произнесла она.
— Благодарю. — Фридрих снова запечатлел на тыльной стороне ладони Эржебет поцелуй, затем ушел.
Через несколько минут вернулся слуга.
— Господин Пруссия просил передать, что он не желает никого видеть…
— Мне плевать, что там желает его Великолепие! — рыкнула Эржебет.
Она шагнула было к двери, но слуга преградил ей путь.
— Госпожа, постойте! Куда вы? — панически закричал он. — Смилуйтесь! Если я нарушу приказ господина, он убьет меня…
— А если ты меня не пропустишь, то тебя убью я, — пообещала Эржебет. — И эта смерть будет в сто раз мучительнее и медленнее любой, какую сможет выдумать твой хозяин! С дороги!
Эржебет была в бешенстве: она так волновалась за Гилберта, приехала к нему, забыв об осторожности, а он, видите ли, не желает никого принимать!
Напугав лакея до дрожи в коленках, Эржебет оттеснила его и решительно распахнула створки. Стремительно прошла по знакомому коридору до покоев Гилберта и открыла еще одну дверь.
В лицо пахнуло затхлостью. В комнате стоял жуткий запах кислого вина, смешанный с запахом пота, дыма и крови.
«Сколько же здесь не проветривали?!» — поморщилась Эржебет.
Тяжелые портьеры на окнах были плотно задернуты, и по комнате расползался липкий, чернильно-черный мрак. Слабый огонь в камине у дальней стены давно уже оставил попытки рассеять темноту, он освещал лишь полулежащего в глубоком кресле Гилберта. Когда Эржебет вошла, он как раз приложился к бутылке, которую сжимал в одной руке, и пил медленными, размеренными глотками.
Едва Эржебет сделала первый шаг в комнату, Гилберт опустил бутылку, небрежно вытер рот краем манжета и посмотрел на гостью в упор. Эржебет сразу же заметила, как он осунулся: заросшие щетиной впалые щеки, мешки под глазами, болезненно заострившиеся черты лица — Гилберт казался лишь жалкой тенью былого себя. Призраком Великого Пруссии. Но больше всего Эржебет поразили и напугали его глаза, абсолютно пустые, ничего не выражающие. Она так привыкла видеть в них постоянную смену эмоций: огоньки веселья, пламя гнева, всполохи ненависти, тепло костра. А теперь кто-то словно залил все водой, вытащил из Гилберта душу, и на Эржебет его глазами смотрела пустота.