– Да, тоже, – ответила Нина, – но мы не жалуемся.
– Правда, вас все устраивает?
Мне показалось, я был слишком резок.
Нина смолчала.
– Простите, – сказал я, – все, что у меня есть, вообще мне не принадлежит. Все выделяет министерство: и квартиру, и машину. Я работаю-то всего ничего.
– Не скромничайте, – как-то грустно улыбнулась она, – если все так, значит, вы заслужили.
– Но я и не успел ничего заслужить…
– Значит, не нарушили правил. Я права?
Она была права. Я и действительно не успел накосячить, но не потому, что не хотел, просто не пришлось как-то. Моя жизнь была настолько скучна, что не давала мне никакого повода свернуть не в ту степь. Я, быть может, и рад быть бунтарем…
Ой, не смеши меня!
Может, и рад, но не подфартило. Ни друзей, ни знакомых у меня таких не было. Если только Макс. И где он сейчас? Хорошо, что мы с ним не близки.
– Вы, наверное, из хорошей семьи? – спросила она и поставила меня в тупик.
– Мать звонит мне по праздникам, а отец еще реже.
– Значит, вы не женаты?
– Не женат.
– И девушки нет?
– И девушки нет.
– Я же говорю, вы не успели что-либо испортить. Вы чисты как белый лист.
– Вы живете одна? – зная, что не одна, спросил я.
– Нет, с дочерью. Ей пять лет.
– А муж?
– Мужа у меня нет.
И зачем я спросил, я ведь и так это знал.
– В школе я училась очень хорошо, и мое будущее было бы совершенно другим. Я могла бы стать юристом.
Я с удивлением посмотрел на нее.
– Но что случилось?
– Случилась Анна, – улыбнулась Нина, – моя дочь. Я полюбила, – она замолчала. – Мы полюбили, и мне прислали новый сценарий. А через два года муж погиб.
– Мне очень жаль, Нина.
– Его отправили работать на шахту, там случился взрыв.
Я помнил этот случай. Тогда еще я учился в школе. В нашем городе мало что случалось, хотя Матео всегда говорил, что нам просто мало что показывают. Может, он и прав. Значит, одним из погибших был муж Нины…
– Я до сих пор себя виню.
– Но почему?
– Если бы каждый из нас пошел по своему сценарию, если бы мы не влюбились друг в друга, он был бы врачом.
– Подождите, – наконец уловил я, – то есть, если ослушаться и попытаться что-то изменить, тебе вышлют новый сценарий?
– Да, но он будет гораздо хуже первого.
– Но зная это…
– А что мы могли знать? В законе это не прописано. Мы думали, это сплетни, легенды, детские страшилки. Мы думали, никто не узнает, никто бы, наверное, и не узнал, может, мы так бы и разъехались, он в училище, я в юридическую академию, но появилась Анна. А скрыть беременность, знаете ли…
– Да, я понимаю.
– Когда мне пришел новый сценарий – это было, по-моему, через неделю после родов, – я прорыдала всю ночь, а потом прижала малышку и поняла, что это небольшая цена. У меня был ребенок от любимого человека.
Она как-то болезненно улыбнулась и посмотрела на меня, будто спрашивая, имеет ли она право так говорить.
– Конечно, вы правы, – сказал я. – Думаю, у вас замечательная дочь.
– Да, она замечательная.
Мы выехали на узкие улочки, после трассы это место показалось мне тесным и приземистым. Дома стояли вплотную друг к другу, от одного окна до другого протягивались бельевые веревки, с которых свисали застиранные брюки, полинявшие пижамы, растянутые штаны и порванные лифчики. Пахло стиральным порошком и жареной рыбой. Люди общались без обиняков, обмениваясь претензиями, ругательствами и всевозможными жестами. Какой-то мужик подпирал лестничные столбы, не давая им упасть, кто-то подпирал собой дом, не давая упасть себе.
Я проводил Нину до двери.
– Анна, наверное, уже спит, – сказала она, – соседка сидит с ней.
Я кивнул. Не зная, как встретиться снова, какой повод придумать, я решил взять все от этой встречи и потому не уходил. Так и стоял у двери, поджав губы от отсутствия нужных слов. Она тоже стояла, посмотрела на дверь, на окна своей квартиры, на небо с еле заметным кусочком луны, потом опять на меня.
– Может, чаю? – наконец спросила она.
– Было бы неплохо.
В жизни бы я не набрался столько наглости стоять у дома малознакомой девушки и ждать, что меня пригласят. Это было выше моих возможностей, но чего не сделаешь ради работы! К тому же если я приду к ней завтра в то же кафе, не факт, что не нарвусь на еще одного маргинала, а если у него не будет браслета? Я думал об этом, пока поднимался по скрипучим лестницам такого же скрипучего дома. Все в нем издавало какие-то звуки – и двери, и петли в них, и оконные рамы с огромными щелями, в которых, свистя, гулял уличный ветер, и мухи, не желавшие умирать, они жужжали и бились в окно. По этажам гудело громкое эхо из голосов соседей из смежных квартир, оно будто ходило по стенам, спускалось по стокам, что-то злобно мыча.