Ее найдут, успокаивал я себя, непременно найдут. До дома оставалось два квартала, я продолжил путь. Надо будет позвонить матери и Матео, сказать, что сценарий готов, надо будет почитать сценарий и купить уже кусок хоть какого-то торта. Я не заметил, как врезался в кафе. Стеклянные высокие двери, панорамные окна, бренчащие медные палочки, подвешенные у двери. Почему бы не отметить свой день рождения здесь? Куда лучше, чем дома.
Я заказал кофе и кусок шоколадного пирога, сел напротив окна, выбрав самый маленький столик. На кого он, интересно, рассчитан? Наверное, на таких, как я. Сегодня я не пригласил друзей. Как будто у меня были друзья. У меня был лишь один Матео, но он постоянно занят, он человек семейный, а я…
Мне принесли кусок торта, шоколадный бисквит, пропитанный вишневым сиропом, по центру кремовая начинка, сверху стружка из шоколада.
– И какие у тебя мысли на этот счет? – услышал я рядом. Подумал, что мне, оглянулся не резко, а так, полубоком, покосился, но не смотрел.
Двое мужчин сидели сзади, я опять уткнулся в торт.
– Не будь она дочерью сержанта, никто бы и не дал объявления, – говорил один.
– Уже больше трех недель прошло, как пропала дочь моего друга, и хоть бы кто предал это огласке. Все молчат.
– Просто твой друг не сержант полиции.
– Он обычный посыльный…
– Потому и молчат.
Я уже не чувствовал, как пахнет торт, тот кусок, что успел проглотить, как-то странно встал поперек горла.
– Это все очень странно, – продолжали они.
– И концов не найдут.
– Не найдут.
– Они следят за нашей жизнью.
– Да.
– За жизнью каждого. Почему они не следили за преступником?
– Думаешь, один?
– Не знаю. Думаешь, банда?
– Я думаю, жертв гораздо больше.
– Больше, чем две?
– Думаю, да.
– Около двух месяцев назад я видел странную женщину.
– Так.
– Она расклеивала объявления на столбах.
– Так нельзя же их клеить.
– Ей так и сказал полицейский, он потом сорвал все и попросил ее пройти с ним.
– И что?
– Я видел, кого она искала.
– Ты видел объявление?
– Да.
– Ну и?
– Молодую девушку, похоже, что дочь, похоже, полиция не делала ничего.
– Она и не может ничего сделать. Там одни идиоты.
– Ты прав.
– Мне скоро шестьдесят, и я впервые вижу такое, чтобы люди пропадали.
– И я не припомню.
– И они не припомнят, эти сосунки в униформе, откуда они знают, как искать, если никогда не искали.
– Они догадались дать объявление на телевидение, – засмеялся один.
– На этом все и закончится.
Я еще долго сидел в кафе после того, как ушли эти двое.
Это уму непостижимо, думал я.
Это не твоего ума дело, – говорил внутренний голос.
Но если что-то страшное?
Тебе-то что?
Может, я смог бы что-то предпринять?
Ты? Предпринять? Не смеши меня.
Надо мной смеялся я сам.
С трудом дошел до дома и рухнул на кровать. В комнате было как-то странно, чего-то не хватало, только я не понимал чего. Не хотел ни о чем думать, в голове крутились слова диктора: …если вы располагаете какой-либо информацией о данном человеке, просьба… Рост 170, среднего телосложения, длинные светлые волосы. Была одета в серые джинсы и блузку с цветочным принтом. На данный момент о местонахождении девушки ничего не известно. О господи! Я накрылся подушкой, в висках нещадно гудело, сознание постепенно покидало меня, не помню, как заснул.
Когда я встал, по радио шел прогноз погоды: пасмурно, небольшие осадки опять. Протер глаза и оглядел комнату. Все как и раньше – небольшая студия имела тот же непритязательный вид. Протянул руку, нащупал сценарий, что кинул на стол. Три листа, крупный шрифт, большие интервалы. Вот она, вся моя жизнь.
Ну приступим. Я женюсь в сорок лет, тогда же, когда выйду на пенсию, и меня переведут на бумажную работу, а все это время, все двадцать лет, я обязан пропахать на министерство. Что это за профессия такая, что мне даже жениться нельзя?
«Осведомитель», – прочитал я вслух, пробежался глазами и уже чуть четче понял, в чем суть моей работы. Моей будущей жизни на ближайшие двадцать лет. Мне нужно будет прийти в министерство завтра утром, после ознакомления мне выдадут ключи от моей новой квартиры и – отлично! – машины. Я не знал, какая будет машина, но лучше, чем ничего. Права я получил в шестнадцать, как и все. Не у всех будет машина, не всем разрешат водить, но учиться нужно было каждому, мало ли что. У меня будет своя машина, даже у Макса ее нет.