Тут я услышала, как Саша с кем-то разговаривает по телефону. Догадавшись, что он звонит домой родителям, я услышала своё имя – они про меня уже знали.
«Зачем? Зачем ты так торопишься?» – вопрос остался невысказанным, я предоставила ему полную свободу действий.
Ещё про двоих участников нашего пикника говорить особо нечего – они ничем не светились, и их обычная беседа была лишена всякого смысла и потому не привлекала никакого внимания.
Уже ближе к вечеру мы вдруг остались около костра втроём: я в одной стороне и Денис с Надей в другой.
– Можешь меня поздравить, я на прошлой неделе официально развёлся, – видимо, они были старыми друзьями и Надя, сразу поняв, о чём идёт речь, начала что-то ему отвечать.
Из разговора я поняла, что бывшая жена запрещает ему видеться с ребёнком, причина осталась мне неизвестна. И тут я задумалась, что вынудило женщину отгородить своего ребёнка от такого человека. Он казался настолько добрым и понимающим, что говорить о каком-то вреде, который он мог бы причинить кому-либо, а уж тем более ребёнку, просто не приходило в голову. Я была поражена этим фактом, потому как сама прошла через официальный развод и мысли о том, чтобы не разрешать отцу видеться со своим ребёнком, у меня не возникало в принципе. Поняв, что здесь слишком много неизвестных и вообще это не моя задача, я перестала об этом думать.
На улице стало холодать и мы стали быстренько сворачиваться. На обратном пути, обняв меня двумя руками, Саша непонятно кому демонстрировал мою принадлежность – мне было всё равно.
51
Обычно во время наших встреч и прогулок с Сашей мы либо молчали, либо он рассказывал что-нибудь из своей жизни или о своей работе: чего он добился, с кем и о чём разговаривал. Иногда разговор и вовсе уходил в совершенно не интересующие меня области мирового экономического кризиса, содержания журнала Forbes, новых моделей сотовых телефонов и прочего. В такие моменты я обычно слушала в пол уха, пропуская основную часть информации мимо себя, и, взяв его под руку, просто шла рядом и была счастлива тем, что у меня есть такая возможность.
52
«Привет, Сашенька! Я тебя сегодня увижу?» – сообщение улетело сразу же. День постепенно катился к вечеру, мой телефон подозрительно молчал.
– Привет, моя хорошая! – в трубке послышался его ровный и спокойный голос. – Сегодня, наверное, не получится. Я буду занят допоздна. Как насчёт завтра?
– Про завтра я ещё ничего не знаю и вообще хочу увидеть тебя сегодня. Допоздна, это до скольки?
– Точно не знаю. Ну, может до часу ночи.
– Хорошо, приезжай, я буду тебя ждать.
– Нет, давай ты ждать меня не будешь, а ляжешь спать, а я приду и буду нежно будить тебя поцелуями.
Я, конечно же, согласилась. Немного побродив по комнате, до меня вдруг дошло, что многие сегодня отмечают день автомобилиста. Тут же взяв в руки телефон, я отправила своему другу сообщение: «День автомобилиста, что ли? Давай ты мне лучше позвонишь, когда освободишься – я оценю твоё состояние». Ответ прилетел почти сразу же: «Это невозможно J».
«Почему?».
«Я имею в виду, что ты догадываешься обо всём. Не даёшь мне даже ветошью прикинуться».
«Прости J».
«Я тебя обожаю!!!».
Чем-то заниматься не особенно хотелось и, собравшись, я пошла прогуляться. Дойдя до магазина и купив что-то из продуктов, я вернулась через парк домой в прекрасном расположении духа. Переодевшись, я вдруг вспомнила, что уже давно хочу навести порядок в своих фотоальбомах, фотографиях и плёнках. Вытащив всё это из коробки, которая до сих пор стояла не разобранной после последнего переезда, я, расположившись поудобнее, стала перелистывать прошлые мгновения.
Уже почти два года, как я полностью остыла к фотографированию. Если раньше мне было интересно таскать всюду с собой фотоаппарат и что-то щёлкать, то теперь я, находя всё большую прелесть в настоящем моменте, стала абсолютно равнодушна к тому, что, пройдя через настоящее, превращалось в прошлое. Листая альбомы, я понимала, что здесь изображены люди, которые уже давно не звонят и не беспокоят меня, да и я как-то о них позабыла; что те места и встречи, которые здесь были представлены в полноцветном формате, по сути, не имели никакой человеческой ценности и свидетельствовали лишь о том, что я очень много своего времени потратила впустую – не живя и ничему не радуясь. Улыбки на лицах, искусственные позы, какие-то случайные цветы и подарки – всё было похоже на мишуру, которая почему-то осталась на ёлке до лета. Мелькавшие перед глазами изображения были так же нелепы, как и воспоминания о них.
В итоге отобрав небольшую стопочку фотографий, я упаковала всё остальное в большой пакет и поставила его около мусорного ведра – завтра надо будет выкинуть.
– Леночка, я освободился. Ты ждёшь меня? – в трубке послышался чуть более громкий, чем обычно, Сашин голос.
– Да, конечно.
На улице было начало ноября. Зайдя в расстёгнутой куртке, мой друг принёс с собой уже начинающий пахнуть зимой, свежий воздух и вместе с ним запах только что выпитого алкоголя. Глаза у него были какие-то воспалённые.
– Хотел с цветами, но… – он повесил на крючок куртку и стал расстёгивать рубашку.
– Передумал?
– Да нет, помешали… – рубашка заняла своё место где-то на гладильной доске, рядом с ней легли брюки.
Я молчала, ожидая продолжения. И далее последовала подробная, я бы даже сказала, слишком подробная история его задержания местным милицейским патрулём и его проверка по всем базам на наличие тёмного прошлого. Оказалось, что таковое имеется, и он числится в национальном розыске. После чего была взятка, и каким-то совершенно детским способом он сумел оттуда уйти. Он не казался испуганным, он просто констатировал факты и с какой-то ненавистью говорил о тех, кто почему-то плохо выполнил свою работу.
Слушая его, я ощущала какую-то театральность происходящего и, как-то сразу потеряв ориентиры, моя душа вдруг увидела перед собой тяжёлую дверь на старых скрипучих петлях и ключ в проржавевшем замке. Повернув его несколько раз и сняв открывшийся замок, она толкнула дверь, и та поддалась.
– Тебе не интересно за что я объявлен в национальный розыск? – он лежал рядом со мной, обняв меня одной рукой.
– Нет.
– Тебе всё равно?
– Да.
Ненадолго опешив, он замолчал. Я, пытаясь разобраться в происходящем, ощутила вдруг потребность задать вопрос:
– И за что?
Он самодовольно ухмыльнулся:
– Вооружённый грабёж. Я был организатором.
Тут я поняла, что больше знать ничего об этом не хочу и, замолчав окончательно, просто лежала и слушала ровный стук его сердца.
Полежав немного, он стал целовать меня. Пытаясь отвечать ему, я коснулась губами его шеи и ощутила соль у себя во рту.
– Саш, сходи в душ, пожалуйста.
– Почему?
– Я хочу целовать чистую кожу.
– Да? А мне бы понравилось, если бы ты была солёненькой.
Взяв полотенце и гель для душа, он ушёл, а я забралась под одеяло и попыталась осознать то, что сейчас происходит. У меня ничего не получилось; единственное, что я могла ощущать – это скользкие ступеньки, возникшие сразу же, после того, как моя Сущность, открыв дверь, вошла в какое-то странное плохо освещённое помещение, напоминавшее глубокий колодец, с уходящей вниз лестницей.
Вернувшись, он обнял меня и, казалось, что всё постепенно встаёт на свои места: горели неизменные свечи, их аромат сейчас не сильно перебивался чужеродными запахами цивилизованных праздников, и мой спутник, смыв с себя всё, что мешало ему до того, стал вновь спокоен и нежен.
Опускаясь всё ниже, он сильнее, чем это было нужно, ласкал моё тело. Мне это сейчас не доставляло никакого удовольствия – я просто хотела, чтобы он был рядом и обнял меня покрепче.