—А еще?—хитро смотрю на Даню.
—А еще себя,—он целует меня и потом протягивает на открытой ладони монетку.—И вот это на счастье.
Я рассматриваю монетку ближе и спрашиваю:
—А что в ней такого?
—Во-первых, я носил ее возле своего сердца,—Даня театрально загибает пальцы, пародируя меня.—Во-вторых, она с победного соревнования. И в-третьих, она волшебная и знает ответы на все вопросы.
Я кручу монетку в руках и спрашиваю:
—Даниил Глейхенгауз любит Этери Тутберидзе: да или нет?—и подбрасываю денежку в воздух.—Орел—да, решка—нет.
Я ловлю монетку в ладонь, а Даня глядит на нее и смеется.
—Правду сказала. Любит. А вот любит ли Этери Тутберидзе Даниила Глейхенгауза,—и он подкидывает монетку сам.
Мы оба молча смотрим на этот серебристый кружочек в его руке и так зная ответ. Орел. Может, она и правда волшебная.
Но Даня просто откладывает денежку на тумбочку, берет меня на руки и молча несет в спальню. Для того, чтобы понять о чем мы оба сейчас думаем, нам не нужно подкидывать монетку. Даже самую волшебную.
Даня остается на ночь, а утром, когда мы расходимся после завтрака, я иду в комнату и освобождаю в шкафу третью полку сверху.
***
Мы улетаем с Алиной в Германию. И там она ставит мировые рекорды, откатывая свои программы практически идеально. Я довольна, понимая, что олимпийская чемпионка возвращается, хотя это и только начало пути.
Мы постоянно на телефоне с Даней. Переписываемся, созваниваемся, шлем друг другу фото. Мне кажется смешным, но на родине медведей Харибо они реально не такие вкусные, как те, которые покупает мне Даня. Наверное, этому есть какое-то научное объяснение, но я его не знаю.
Гуляя с Алиной по городу, покупаем сувениры на подарки, но я честно не знаю, что привезти Дане.
“Вот поэтому нам нужно ездить вместе,”—проносится в голове.
Алина рассматривает смешные значки в коробке, что-то откладывает, а я почти сразу нахожу тот, который прошу запаковать. На нем надпись: “ Моя девушка—ведьма”, но я не уверена смогу ли отдать его Дане, но и пройти мимо тоже не могу. Он столько раз называл меня ведьмой, что я почти ему поверила.
Даня встречает нас в аэропорту и незаметно мимо журналистов везет домой. В кровати он рассказывает мне, что Людмила Борисовна в курсе о нас, и мне опять становится страшно. Что если это станет большой проблемой?
Но Даня успокаивает меня и просто обнимает. Правду все равно невозможно скрыть и поэтому я выдыхаю. Рано или поздно этот разговор состоялся бы, поэтому осталось только пережить его последствия.
Я прижимюсь к Дане теснее и просто спрашиваю:
—А если ты рассказал, значит, больше можешь не уезжать ночью домой?
Я слышу, как Даня улыбается и отвечает:
—Могу не уезжать…
И от этого внутри хорошо, потому что теперь мне больше нестрашно :
—Тогда никогда не уезжай. В шкафу полка, третья сверху, можешь забрать её себе.
Я наконец сказала Дане об этом, а он все понял. И он согласен. Разве что-то другое имеет значение?
На утро я привычным движением надеваю данину толстовку и не хочу ее отдавать. Почему у него реально все лучше? И кофты мягче? И кофе вкуснее? Но Даня не открывает тайны.
Я просто снимаю толстовку и отдаю ему, а Даня притягивает меня к себе и целует между лопатками, прижимаясь кожей к коже. От этого прикосновения я вздрагиваю и аккуратно кусаю его за руку.
—Если мы сейчас не остановимся, то опоздаем на тренировку,—шепчу я, но через секунду сдаюсь, чувствуя, как данины пальцы аккуратно оттягиваю резинку домашних брюк.
Я поворачиваюсь к нему и тяну за собой в спальню.
А потом мы много работаем. Бесконечно работаем. И вечером Даня заезжает домой за своими вещами. Постепенно он привозит их еще больше, а Людмила Борисовна избегает меня по всему Хрустальному. Мы не разговариваем с ней и больше не сидим в кабинете. Словно между нами реальная стена и это мне не нравится.
Рано или поздно мы должны были столкнуться, но почему-то вся заготовленная речь куда-то испарилась. Мы стоим и смотрим друг другу в глаза, но никто не заговаривает первой. И тогда я набираю воздух в грудь и произношу:
—Вы на столько сильно меня теперь ненавидите?
Людмила Борисовна будто просыпается от оцепенения и говорит:
—Конечно, я тебя не ненавижу.
И я выдыхаю, потому что в ее глазах я вижу облегчение, а не ненависть.
—Может, пойдем выпьем чая,—просто говорит она.—Ни у кого такого вкусного нет.
И мы идем вместе, стараясь не думать, что еще сказать друг другу. А потом еще долго разговариваем, принимая тот факт, что любим одного человека и просто искренне желаем ему счастья.
Дома мы постоянно смеемся. Я привыкаю, что вещи Дани всегда под боком, и я постоянно их надеваю. Они с Дишей уже устали с этого смеяться, а я—реагировать на эти шутки. Даня рядом. Мы засыпаем и просыпаемся вместе и поэтому, когда однажды вечером он шутит, что я веду себя, как девушка из романтических комедий, я понимаю, что происходит что-то важное.
Он смеется и дразнит меня, пока наконец под его напором и шутками я не произношу то, что Даня давно понял и ждал:
—Даня, я твоя девушка.
Он кружит меня на плече и смеется. А потом мы идем ужинать. И уже после я вспоминаю, что подарок из Германии, теперь имеет совсем другой смысл. Я протягиваю Дане пакетик со значком, а он читает надпись и просто расплывается в улыбке:
—Сегодня у меня двойной праздник. Ты наконец признала, что ты ведьма и моя девушка. Что может быть лучше?
Я целую его и проникаю ладонями под майку, нежно царапая спину. Совсем чуть-чуть, проводя кончиками ногтей по коже.
—Может, это будет лучше?—шепчу прямо в ухо.
Даня откидывается на кровать и тянет меня за собой, кусая за ухо.
—Моя девушка—ведьма,—тихо говорит он в ответ.—Самая лучшая ведьма в мире.
И целует. В этот момент мне абсолютно все равно, что завтра нужно уезжать в Японию, потому что теперь все вдруг стало очень простым. Словно после того, как мы назвали вещи своими именами, страхи перестали иметь над нами власть.
========== Якорь ==========
Мы живем вместе с Даней. Мне кажется, я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Все получилось как-то само собой и естественно. Ведь мы столько времени проводим вместе и поэтому знаем все глупые привычки друг друга. Даня любит петь в душе, а я—разбрасывать вещи. Однажды я даже записала его пение на диктофон. Теперь у меня есть компромат для шантажа.
Мы часто смеемся и понимаем, как рассмешить друг друга. Именно Даня знает, где именно под ребрами мне щекотно. И он безбожно этим пользуется, когда хочет оставить последнее слово за собой. Нам просто хорошо вместе.
Иногда Даня проводит время с Дишей. Они ходят в кино и все также едят попкрон. Диана объясняет, что это такой ритуал, и если его нарушить, все пойдет не так, как надо, и мир рухнет. Поэтому я им верю. Иногда они оба такие дети.
Даня готовит ужины и завтраки чаще, чем я. Но это получается как-то само собой. Иногда мы заказываем мексиканскую еду или суши, когда совсем лень тратить время. Мне кажется, таких отношений у меня не было никогда. И если откинуть эту разницу в возрасте, они самые идеальные из всех. Да и разница в основном смущает только вначале. Если ты любишь кого-то,то потом уже просто не замечаешь ничего кроме самого человека.
Иногда Даня проводит время с мамой или Дудаковым. Они оба знают о нас и в принципе не мешают. Людмила Борисовна, похоже, просто все приняла, а Сергей просто за нас рад. Был пока единственный человек, который не знал обо всем. Думаю, даже Марина ей тоже не говорила. Это мама. Из-за болезни мы все старались ее оберегать и поэтому не рассказывали самых травмирующих вещей. Мама знала, что ушла Женя и кто-то из других учениц. Но мы не рассказывали ей всего. Тем более о том, как было трудно.