Потому что люблю и поэтому отпускаю, чтобы не сжечь до конца.
Но Даня ничего больше не спрашивает, он захлопывает дверь купе и убегает. Я медленно сползаю на пол и стараюсь не кричать, закусывая ладонь зубами.
Потому что теперь мне страшно даже подумать,как я справлюсь без него.
И как он— без меня.
Но по крайней мере я знаю, что Даня будет жить. Потому что, когда яд исчезнет, он снова станет свободным и счастливым. Потому что другого способа спасти его я не знаю. Потому что…
========== Тьма. ==========
Домой мы добираемся разбитыми и уставшими. Диша молча утыкается в телефон, Даня не глядя убегает вперед. Нормально прощается только Дудаков. Он будто между двух огней, но пока соблюдает нейтралитет. Как наша личная Швейцария. Вчера вечером Сергей пришел ко мне в купе, пока Диша была с девчонками и играла там в какие-то игры.
—Что у вас с Даней?—только спрашивает Сергей.
Я долго подбираю слова, а потом просто говорю:
—У нас с Даней все.
Я не могу сказать, что это конец. Несмотря на то, что произошло, мне все еще страшно произнести это слово. У нас все…все странно? Все запутанно? Все…
Дудаков садится рядом и обнимает меня. Я просто уткаюсь ему в плечо и молчу, стараясь не заплакать. У меня нет сил рассказывать причины, поэтому я не говорю ни слова. Сергей и не спрашивает, а просто по итогу говорит:
—Поспи, а завтра уже будет проще.
Я укладываюсь под одеяло и отворачиваюсь к стене, чтобы не выдавать себя дрожащими губами. Сергей просто сидит рядом и говорит, что все будет хорошо, что все это тоже пройдет, а я уже ни во что не верю.
Дома мы наконец говорим с Дишей. Я объясняю, что мы приняли такое решение, которое лучше для всех. Диана не верит мне, но молча соглашается.
—Я думаю, это не повлияет на вашу дружбу,—произношу я, а Диана продолжает.
—Да, мы с Даней как были друзьями, так и останемся. А вот что будете делать вы?
Я не знаю ответа. Даня и Диша друзья. А вот кто мы теперь? Кто я? Думать об этом просто нет сил. Я открываю шкаф и натыкаюсь на данины вещи. Они все еще тут. Словно ничего не произошло. Но на самом деле изменилось многое. Все изменилось.
На работе мы появляемся на следующее утро и я приезжаю раньше, чтобы разобрать стол. В верхнем ящике нахожу несколько пачек медведей. По привычке тяну руку за ними и вдруг понимаю, что не могу. Потому что даже этот вкус напоминает мне о прошлом. Хватаю все конфеты и закидываю их на верхнюю полку в шкаф. Выкинуть не хватает смелости, жалко. А открыть тоже не в силах.
Завариваю себе кофе в чашке. Сегодня утром я попыталась сварить его в турке. Но только Даня умел с ней справляться. У меня теперь обожженные пальцы и зря переведенный кофе. А еще жуткое желание исчезнуть отсюда, но я не могу.
Даня игнорирует меня. Он закрывается и делает вид, что меня вообще не существует в его жизни. Наверное, это правильно. Я бы сама себя ненавидела после такого. Ведь я знаю, что он винит во всем Эдуарда. Даня думает, что я сплю с Эдом. И мне кажется, что так даже проще. Так он сможет меня ненавидеть и забывать.
Но на самом деле думать о том, что тебя ненавидит близкий человек и реально видеть эту ненависть в глазах—это разные вещи. Когда Даня безучастно скользит по мне взглядом, я хочу верить, что все сделано правильно.
Эдуард замечает все сразу же.
—Я так понимаю, что твой хореограф наконец понял, что вы друг другу не подходите?—спрашивает он.
—Заткнись,—все что я могу сказать.—Это не касается никого кроме нас, а тебя тем более.
Эд хмурится и потом предельно серьезно отвечает:
—Прости. Наверное, это слишком резко. Но мне всегда казалось, что вы очень разные, поэтому извини, если сделал тебе больно.
И Эд уходит. А от того, что он старается быть милым, мне еще хуже.
Потом мы наконец решаем вопрос с Дубаем. Даня не соглашается отменить отпуск, а просто обещает поменять номера. Дише нужно море, а мы уж как-нибудь разберемся. Мне очень хочется в это верить.
К тому же Даня опять ходит по барам и возвращается на работу помятым. В принципе я ничего не говорю ему, потому что скоро отпуск и работе это не мешает. Он всегда так поступал, а теперь просто наверстывает упущенное.
Мы летим в Дубаи рядом, а я стараюсь как можно меньше говорить с Даней. Его голос все еще действует на меня успокаивающе, но теперь в нем нет ни мягкости, ни нежности. Там холод и злость. У Дани есть право злиться на меня, поэтому я просто молчу, пока он не заказывает апельсиновый сок. А он просто ненавидит апельсиновый сок.
—Ты же его не любишь,—говорю я.
Даня смотрит на меня с насмешкой:
—У меня новая философия, — отвечает он.— Я больше не использую термины “люблю” и “не люблю” в отношении людей и вещей.
Я внутренне вздрагиваю и кусаю губы. В этой фразе я так и читаю “я больше никогда никому не скажу о любви. И тебя я тоже не люблю”.
Да и за что ему любить меня? Я ведь этого в принципе и хотела—чтобы он перестал любить меня. Почему же тогда сейчас от этого больно?
Мы селимся в номера рядом. И мне так хочется верить, что здесь нормальные стены, потому что когда я открываю балкон,чтобы видеть море, то слышу, что говорит маме Даня из своего номера при открытом балконе.
—Да, мам , все хорошо. И со мной, и со всеми остальными. Не переживай, со мной все будет нормально. Со мной всегда и все нормально.
Я отхожу дальше от окна, чтобы не слушать дальше, потому что просто не выдержу, если услышу что-то, что не станет в мою картину счастливого Дани, избавленного от меня.
Мы ходим на море, а Лера постоянно крутится рядом с Даней. А я даже не могу сказать, в его ли она типе, потому что те многочисленные девочки в баре на нее похожи, но кто по-настоящему ему нужен, я не знаю.
Диша помогает мне завести инстаграмм и я вывешиваю там сделанные фотографии, отмечая и Даню, и Дишу. Ведь именно так поступают друзья. А еще я долго думаю, как подписать эти фото и выбираю правду :“ Ужин в красивом месте с родными и близкими”. Потому что несмотря ни на что, Даня действительно близкий мне человек. Когда я отмечаю его на фото, то получаю первые лайки от него и Диши, но при этом Даня не улыбается. В нем появляется что-то отчаянное и странное, но он так и не говорит мне ни слова. Словно реальность и инстаграмм—действительно разные вещи. Потому что в интернете между нами все хорошо. В инстаграмме мы дружим, чего абсолютно нельзя сказать про жизнь.
Лера не отходит от Дани, а он не против, ведь что его теперь останавливает? В Новогоднюю ночь мы делаем фото, смотрим салют, а я притворяюсь, что мне ужасно весело и асболютно плевать на то, что Лера сидит на коленях у Дани и почти в открытую его целует. Я не могу на это смотреть, хотя прекрасно понимаю, что мы ничего друг друг не должны. Но это ведь не значит, что внутри не больно. Потому что внутри у меня ад, который хочет вырваться наружу. Я незаметно встаю и выхожу, стараясь не оглядываться на Леру и Даню на диване. Я не хочу думать, как он целует ее и касается ее кожи, как смотрит прямо в глаза.
Но эти мысли все равно здесь. Также как и Даня за стенкой. Спустя время я слышу, как они врываются в номер и смеются. Данин смех вызывает во мне тепло на уровне груди, но то, что рядом смеется Лера, меня убивает. Я сижу у балконной двери и не могу пошевелиться, как будто меня загипнотизировали, а тело абсолютно не слушается.
Но я слышу все. И то, как срипит кровать, и как безумно громко кричит Лера. Я закрываю глаза и вижу эту картину слишко ярко, словно она происходит прямо передо мной. А потом стоны становятся все громче и среди этих звуков на волне наслаждения данин голос кричит “Солнце”.
А потом наступает тишина. И я не могу понять,то ли там действительно все закончилось, то ли я просто оглохла. Негнущимися руками наконец закрываю балконную дверь, отрезая себя от всех звуков и в довесок затыкаю уши. Темнота и тишина охватывают меня еще крепче, и безумно хочется разрушить их резким звуком. Поэтому я встаю, бесшумно иду в ванную, чтобы не разбудить Дишу в соседней комнате, включаю воду, беру со стола пустой графин и кричу в него пока не срываю голос.