Выбрать главу

Утром я просто выхожу на балкон,чтобы подышать морем. Я стою в майке и с босыми ногами, подставляя лицо ветру. Слышу, как открывается соседняя дверь и мне хочется верить, что это не Даня. И это не он, а –Лера. Она стоит с довольной улыбкой на лице и в даниной майке на голое тело. В такой же майке, как и я, ведь вторую Даня так и не забрал со своей полки у меня дома.

—Доброе утро,—говорит девушка.

“Лера, какого хера”—проносится у меня в голове.

Я оценивающе оглядываю Леру с ног до головы и понимаю, что она моложе и счастливее, что, может, Даня наконец нашел ту, которая для него красивее, чем я.

И в моей голове снова просыпается голос Дани, который говорит:

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Эти слова стучат в висках,как удары молотка, причиняя резкую боль, а я просто пытаюсь вытолкнуть их из себя. Мы молчим слишком долго и я наконец произношу:

—Доброе утро, Лера.

Девушка кивает мне и что-то хочет сказать, но я уже скрываюсь в комнате, пока она не заметила, что мы стоим в одинаковых майках, и не сделала выводы. Моя майка все еще пахнет Даней, но теперь больше меня волнует другое: он назвал Леру солнцем и позволил остаться до утра. Кто же она для него тогда? Но ответа нет. Он навсегда остался за закрытыми балконными дверьми в комнате, где сейчас спит Даня…живой и настоящий.

А потом мы идем с Дишей на завтрак и я стараюсь делать вид, что все хорошо, что мы все еще друзья. Словно я хочу отмотать нашу память до того момента, как Даня признался в своих чувствах. До того момента, пока все было просто—я спала с Эдом, а Даня—с кучей новых девиц из бара. И никто из нас не прятался друг от друга.

-“Ну и как Лера в постели?”,— пишу привычную смс…как раньше.

Мы ведь ни раз говорили о таких моментах.

“Мы не обсуждаем личную жизнь друг друга.”—приходит ответ от Дани спустя время.

Очевидно,тогда он наконец справляется со своей разбитостью. Да, мы не обсуждаем личную жизнь друг друга, потому что слишком долго были этой самой личной жизнью. Даня приходит смурной и помятый. Я стараюсь не смотреть на него и просто пью коктейль, а потом утыкаюсь взглядом в спину—целую, без одной царапины спину. И почему-то улыбаюсь.

-Выпей. Это поможет,—наконец говорю Дане и даю ему таблетку от головы.

-А кто сказал, что мне нужна помощь? – зло отвечает он.

“Никто, я просто это вижу”—проносится у меня в голове, но я говорю совсем другое:

-Ты мешал вчера виски и пиво. Тебе необходима помощь. Мне плевать, что ты делаешь в свободное от работы время. Но только в том случае, если это не вредит твоему здоровью. Потому что я не собираюсь искать хореографа в середине сезона.

Очень удачно всегда можно прикрыться работой, чтобы не выдать себя. Потому что реально беспокоюсь о Дане сейчас, но только я хочу сказать ему об этом, как слышу:

—А за тебя его Аксёнов найдёт,—но таблетку Даня выпивает.— А теперь отойди, пожалуйста. Ты мне солнце загораживаешь.

И в этой фразе я чувствую нечто большее. Я загораживаю ему солнце, потому что позади меня стоит и смотрит на море Лера? Или я загораживаю ему солнце, потому что он видит во мне тьму, способную забрать свет? Я не знаю. Потому что в глазах Дани я больне не могу прочитать ничего, словно там действительно осталась одна тьма, которую я породила.

Но я молча отхожу и окунаюсь в море, давая волнам смыть все, что мешает двигаться дальше. Я больше не пытаюсь говорить с Даней о его новых пассиях, имена которых я так и не запоминаю. Диша утешает Леру, а я сижу по вечерам на балконе и смотрю на волны.

Когда Даня приходит в свой номер с очередной Джулией или Ванессой, я просто закрываю балконную дверь и включаю музыку, а потом читаю:

“…Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды…”

И эти слова отзываются во мне самым простым знанием: тьма никуда не уходит, если ты ее любишь. Но если ты и есть тьма, то всегда побеждаешь . Даже там, где очень хочешь проиграть.

========== Демон ==========

Я приезжаю домой с отпуска, но не чувствую себя отдохнувшей. Это словно тело разнежилось на солнце и море, а мозг ни на минуту не расслаблялся. Самое главное, что Диша хорошо провела время, а у нас на носу Чемпионат Европы. И абсолютно неготовая олимпийская чемпионка, с которой непонятно, что делать.

Сергей встречает меня с кофе на работе и рассказывает последние новости.

—Вы с Даней помирились?—спрашивает он.—Если вместе ездили на отдых.

Я качаю головой:

—Он снимал себе девушек в баре, спал с Лерой и пил виски в соседней комнате. А я читала книги и купалась в море. Не думаю, что это можно назвать примирением века.

Дудаков поджимает губы. Я вижу, что он не одобряет данины поступки, к тому же на сколько я понимаю, по дороге из Новогорска они повздорили. Но разбираться в этом нет сил, потому что я себя то понять не могу. Не говоря о ком-то другом.

А еще я не понимаю Эдуарда. После того, как он понял, что мы с Даней не вместе, он не шел в атаку и не пытался меня добиваться. Он просто был рядом. Привозил на работу, когда я не хотела садиться за руль, приносил кофе и горячие обеды. Эдуард заботился? И при этом ему ничего не было нужно?

При встрече он целовал меня в щеку, подавал руку при крутых спусках, открывал дверь, пропуская вперед. Эд просто вел себя…по-человечески. Как друг…как Даня? Но он, конечно, не Даня. И все это проявлялось в мелочах.

Эдуард всегда приносил мне апельсиновый сок, который я не пью, а еще шоколад, который не люблю. И кофе…без корицы. Словно он хотел все делать правильно, но не мог…потому что абсолютно меня не знал. А еще дарил эти чертовы розы, которые царапают пальцы.

Когда мы просто спали, главным был секс, поэтому я отдавала ненужные подарки кому-нибудь и все. Теперь же Эдуард хотел мне помогать, а от этой помощи становилось еще хуже.

—Я тебе принес конфеты к кофе.—Эдуард протягивает мне пакетик желатиновых мишек, а я просто не могу пошевелиться.

И только потом замечаю, что они фруктовые, а не с колой, но почему-то это выбивает меня из равновесия.

—Я такое не ем,—резко говорю я и стараюсь не смотреть на этих медведей.—И сок апельсиновый не пью. И кофе без корицы тоже полное дерьмо.—Слова срываются сами и на минуту мне становится жаль Эдуарда.

—Прости. Я не знал,—Эд стоит и теребит в руках пачку с медведями.—Ты никогда этого не говорила.

—А ты никогда не спрашивал,—просто отвечаю я.— И это абсолютно неважно, потому…

Но Эдуард не дает мне договорить:

—А какой сок ты любишь?

Я хочу сказать ему о том, что мы прекрасно обходились без такого тесного знакомства друг с другом, но смотрю в глаза Эда и отвечаю:

—Гранатовый.

Я могла бы сказать еще, что ненавижу розы и люблю только мишек с колой, но в ту же секунду понимаю, что это слишком личное. На столько личное, что сродни предательству Дани…И поэтому молчу.

На завтра Эдуард приносит мне кофе с корицей на завтрак и гранатовый сок на обед.

***

Перед Чемпионатом Европы мы много работаем, а все организационные моменты, как всегда, берет на всегда Аксенов. Он покупает билеты, занимается расселением в гостинице, а я просто делаю свою работу. Тренирую фигуристов и хочу верить, что они справятся. В самолете Эдуард сидит рядом со мной, а Даня—с Алиной. Когда я смотрю, как они общаются, то мне начинает казаться, что общего у этих двоих гораздо большего, чем у нас с ним. По крайней мере со стороны.