— Ну, что замерли? Шевели копытами!
— Не нукай, не запряг! — обозлился Денис, рассчитывающий наброситься на военного, когда тот потеряет бдительность и подойдёт ближе.
Не срослось. Ломов держался шагах в трёх позади, не спеша сокращать расстояние. Пришлось ткнуть Мельникова в спину и возобновить движение к намеченной цели.
— Совсем не подходим для обучения? — спросил Денис, возвращаясь к разговору, — Я самбо занимаюсь. По должности положено. Инструктор говорит, что неплохо получается. Недавно, здоровенного амбала скрутил и наручники одел. Родя, боксом занимался. Сейчас литроболом. Чемпион района по пивасику.
— Ты от скуки языком чешешь? — вместо ответа, поинтересовался Ломов.
— Понять хочу, почему из девчонки можно крутого бойца сделать, а из нас нет.
— С чего ты, вообще, взял, что она крутой боец?
— Логическую цепочку выстроил, — не унимался Денис, — Сравнил ваше поведение и то, как играючи, нас в плен взяли, и действия Марии на парковке, когда боевики напали. Провожу, так сказать, параллель с возможностями разведчиков.
— Много их знаешь? — откровенно засмеялся Ломов, — Настоящих разведчиков?
— В кино видел… Книжки читал…
— Херня всё это, — совершенно серьёзным тоном, заявил отставник, — В реальной жизни всё по-другому. И настоящих разведчиков ты никогда не видел. Разве, что списанных, которые, будучи на пенсии рассказывают ушлым репортёрам о своих провалах. Настоящих, даже после смерти, под грифом совершенно секретно скрывают.
— Значит, тебе реально избранных подыскивают, вроде Нео из Матрицы, — уважительно сказал Гизмо, старательно обходя пеньки и заросли вереска, — Мы простые деревенские лохи. Чурбаны неотёсанные.
— Кончай ныть, недоразумение, с головой пьяного дикобраза! — отрезал Ломов, — Вам лет по двадцать пять, а умом в подростковом возрасте задержались. Чтобы выучиться на разведчика, одного желания и щенячьего восторга недостаточно. Требуется правильная мотивация и предварительная подготовка. У вас её нет! Поэтому разговорчики отставить и продолжаем движение. До ориентира метров триста осталось.
Идти молча оказалось гораздо труднее. Просто невыносимо, учитывая количество вопросов, что роились в голове Черова. Уже приближаясь к сосне с раздвоенным стволом, Денис не выдержал.
— А Мария? Ей двадцать, максимум двадцать два. И то с учётом косметики и плазмофиллинга. Когда она прошла нужную подготовку и набралась необходимого опыта?
— Да, что ты к девочке пристал?! — возмутился Ломов, — Никто её в разведчики не готовил. Она особый случай. Просто, в программу подготовки входило владение всеми видами оружия и умение выживать в экстремальных условиях.
— И не жалко было девочку мучить? — поинтересовался Мельников, — Садист ты, Дим Димыч!
— Я военный и выполнял приказ. Обсуждать и игнорировать приказы у нас не принято. И потом, почему девочку? Она закончила кадетский корпус и получила распределение в… — тут Ломов осёкся, понимая, что сболтнул лишнего, — Не ваше дело, короче.
— В кадеты берут с четырнадцати? — спросил Мельников, устало прислоняясь к одному из двух стволов, мутировавшей сосны, — Пришли.
— Иногда раньше, если её родители были военными и погибли при выполнении задания, — ответил Черов, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, зачем сюда так стремился отставник.
— Пятнадцать минут перекур, — объявил Ломов, — Если приспичило, то погадить можно вон у тех кустиков. Бежать не советую. На меня прыгать тоже. Шею сломаю и даже закапывать не буду. Зверьё обгложет.
— Дмитрий Дмитриевич, — устало прошептал Черов, присаживаясь к комлю, где игольчатая подстилка была наиболее толстой, — Мы, действительно, одно дело делаем. Убивать вас никто не собирался. Хотели допросить, чтобы узнать адрес бункера, где спрятали Марию и Тимофея.
— Ну, допустим, защекотали меня до сердечных колик, и я признался. Что с этим знанием делать-то стали? — съязвил отставник, доставая сигареты.
Мельников пожал плечами, кивая на товарища. Дескать, это была его идея, а он здесь совершенно ни при чём.
— Вы же сами говорили, что приказы не обсуждают, — напомнил Черов, — Вас бы сдал наряду милиции, а, числящихся в протоколе потеряшками, доставил в управление Отрадного. Да, вы поймите! Все прекрасно осознают, что ребята к нападениям террористов никакого отношения не имеют. Они жертвы. Возможно, свидетели чужого преступления. Им бы обеспечили охрану. Хлуцевич обещал подвести под статью о госзащите и надёжно спрятать. Ваши игры в Соловьёв-разбойников ни к чему хорошему не приведут. Мы власть и в наших силах гарантировать им безопасность!
— Что ты знаешь о власти, мальчик? — с нескрываемым презрением, спросил Ломов, — Здесь идёт какая-то игра, в которой участвуют фигуры покрупнее регионального УВД. Не только ребят, но и вас зачистят, если потребуется. Ты живёшь в каких-то странных, детских иллюзиях и абсолютно не желаешь взглянуть на вещи объективно.
Через пятнадцать минут, Ломов бодро поднялся с земли и приказал двигаться дальше.
— Чего хоть ищем? — проворчал Мельников, возвращая фляжку военному.
— Если ты до сих пор не заметил, то я не собираюсь, как ведущий стрима, объяснять тебе очевидное. «Вот посмотрите ветка, раздавленная, вследствие того, что на неё наступил человек в тяжёлом ботинке, имеющий вес не менее ста килограммов».
Последнее, Ломов произнёс неприятным голосом, пародируя известного блогера, освещающего охотничьи квесты в дикой природе.
— Вы отследили похитителей до этой сосны и вернулись за нами? — почти с благодарностью, сказал Черов, — Решили, не дать нам умереть, если след уведёт далеко в чащу?
— Почти, — согласился ветеран, не желая раскрывать карты перед дилетантами.
— Вижу! — воскликнул Гизмо, опускаясь на корточки над раздавленной сухой веткой, — А почему сто килограмм?
— Это не масса конкретного человека. Людей было четверо. Они тащили носилки, на которых, скорее всего, лежали наши, как сказал лейтенант, потеряшки. Учитывая вес груза, рюкзаков и оружия, в среднем, каждый весил примерно столько. Один подволакивал ногу. Это, либо его застарелый физический дефект, либо человек был ранен. Причём, совсем недавно. Что наводит на неприятные мысли.
— Похоже, в глубине чащи водится медведь или стая волков. Кто-то одного покусал, зуб даю, — с видом бывалого охотника заявил Мельников.
— Или на них напали те же боевики, что позднее предприняли ещё две попытки устранить Манюню и Тимофея.
— Но почему тогда на носилках именно потеряшки, а не тот, кого ранили в ногу? — удивился Черов и тут же ответил сам, — Потому что Мария и Тимофей без сознания. Очнутся они позже, уже на опушке, потеряв память и не понимая, как там очутились.
— Верно, — подтвердил Ломов, — Судя по отпечатку подошвы, на носильщиках армейские или охотничьи ботинки. Отсюда, делаю вывод о наличии оружия и вещмешков.
Черова внезапно озарила догадка.
— Тогда получается, что ребят не пытались убить, а спасали. Хотели отнести подальше от места стычки с террористами и спрятать. Сами спасители вернулись к месту боя и… погибли?
— Фигня какая-то, — подытожил Гизмо.
— Согласен, — присоединился к панку Ломов, — Многое не вяжется. Например, куда делись носилки? Если, как ты полагаешь, они вернулись к месту стычки, то зачем забрали с собой переноски? Отбив атаку, они, наверняка, должны были транспортировать ребят в какое-то более безопасное место или ждать машину. Какой смысл таскать неудобную вещь туда-сюда?
— Может их на руках тащили? — попытался угадать Гизмо.
— А если предположить, — вошёл во вкус Черов, почувствовав себя в роли ищейки, — Что в бою участвовали все? Мария и Тимофей получили порцию какого-то газа или отравляющего вещества и их отнесли в тыл на плащ-палатках. Или на куске брезента. А потом вернулись, чтобы похоронить убитых.