— Так спокойнее, — ответил он на немой вопрос.
Ехать им пришлось не долго, вскоре Кондратьев и детективы уже входили в офис «Тристана». Вывеска у входа не очень заметная, решетки на окнах на первом этаже скромные, в любой лавочке, торгующей шоколадом и жвачкой, и помощнее ставят сейчас.
Зато внутри чувствовалось, что «Тристан» — фирма не просто богатая, а очень богатая.
Малый под два метра росточком, с покореженным лицом и развинченными движениями кикбоксера преградил им путь:
— Вам назначено?
Научился произносить фразу, смысл которой до него самого пока, наверное, не доходит.
— Да, — кивнул Кондратьев.
— Фамилия? — охранник продолжал отрабатывать оклад, который ему положил Поляков. Кондратьев на сто процентов был уверен в том, что оклад этот мизерный, цифру и вслух-то, небось, стыдно произнести.
Мысленно обозвав охранника помесью осла с орангутангом, Кондратьев назвался.
Страж снял трубку, повторил в нее фамилию посетителя, секунд через пятнадцать сказал:
— Вы проходите А вы останетесь здесь, — последние слова относились к Бирюкову и Клюеву.
Теперь уже частным детективам захотелось «вырубить» самонадеянного, явно перенявшего повадки у хамоватого хозяина цербера.
— Послушайте, — тоном, каким разговаривают с пьяными или лицами с явно выраженными признаками умственной отсталости, попытался объяснить Кондратьев, — эти люди со мной. Это моя охрана.
— Внутри этого здания охрана вам не понадобится, — Кондратьев готов был поклясться, что эту фразу козло-орангутанг был не в состоянии придумать самостоятельно, тут ощущалась режиссура хозяина.
— Соедини-ка меня с твоим шефом, — устало сказал Кондратьев, а Бирюков и Клюев одновременно подумали, что он в очередной раз выглядит совсем не «лохом». То ли впечатление от первой встречи оказалось обманчивым, то ли Кондратьев изменился.
Охранник напряженно размышлял какое-то время — очевидно, ситуация не была проработана заранее. Наконец, он отважился принять решение самолично, нажав несколько кнопок на телефонном аппарате, потом подав трубку Кондратьеву.
— Послушай, Владимир, я не понимаю этих финтов, — устало-скучным голосом произнес Кондратьев.
— А в чем дело? — тон хозяина офиса был сдержанно предупредительным.
— Твоя охрана не пропускает мою охрану.
— Зачем тебе охрана? — Поляков весело недоумевал. — Я же не держу никого рядом с собой. Поднимайся ко мне на второй этаж, кабинет мой сразу найдешь.
— Ладно, — решил Кондратьев. — Оставлю охрану на первом этаже.
— Пожалуйста, Стас, пожалуйста, — теперь Поляков давал понять, насколько снисходительно относится к капризам и странностям гостя.
— Мы подождем вас здесь, — сказал Бирюков и вынул из-за пазухи наушники плейера. — Музычку послушаем. Музыку-то у вас слушать можно, босс?
«Босс» то ли вообще проигнорировал вопрос, то ли едва заметно пожал плечами.
Поднявшись на второй этаж, Кондратьев обнаружил в приемной Полякова какого-то молодого человека в спортивном костюме и армейской пятнистой куртке.
— Это в приемной у тебя, надо полагать, секретарь? — бросил он, входя в кабинет, настолько обильно оснащенной компьютерами, телефонами, факсовыми аппаратами и аппаратами множительной техники, что он, кабинет, создавал иллюзию присутствия в каком-то шпионском центре, где собирают и тут же подвергают анализу целую лавину информации.
— А, в приемной? — Поляков улыбнулся широчайшей улыбкой. — Нет, не секретарь, референт. По технике безопасности. Садись, Стас, — хозяин кабинета, не приподнимаясь из вертящегося кресла, обитого светло-коричневой кожей, указал на несколько таких же кресел, расположенных вокруг стола.
Руки Поляков не подал, Кондратьев тоже явно не собирался этого делать.
— Говорят, ты уже несколько дней, как припожаловал в нашу сторонку, а былых партнеров обходишь стороной.
— То, что тебе докладывают обо всех новоприбывших, свидетельствует о хорошо налаженной службе оповещения или о широком круге знакомств, — спокойно прокомментировал Кондратьев. — Но ты не знаешь, зачем я сюда прибыл. И понимаешь, что рано или поздно мы должны были встретиться.
— Конечно, неплохо было бы обсудить перспективы сотрудничества, — это был высший пилотаж ерничества, которому можно было обучиться, только находясь на высоких комсомольских, партийных или советских постах.