— Ну как?
— Что как? — лениво поднял голову от отрываемой нитки портной.
— Брюки!
— Вам когда говорили явиться?
— Вчера!
— Голубая шерсть? За тридцать два? Сзади карман?
— Они самые!
— Готовы…
Пока Капитон ходил за брюками, красно-рыжий стоял фертом, уставясь в потолок.
— Сюда проходи! — позвал его Капитон и показал на ширму.
Через минуту красно-рыжий стоял перед Капитоном в новых голубеньких брюках и недовольно ворчал.
Капитон уныло взирал на придирчивого заказчика и теребил перекинутый через шею сантиметр.
— В чем дело? — процедил он наконец безучастно.
— Ну, вот сам ты стал бы носить такие брюки? Скажи! — издалека приступал красно-рыжий.
— Отчего же? Стал бы! — зевнув, отозвался обвиняемый. — Сколько, сказали, внизу? Двадцать? Так оно и есть…
— Карманы вон как отходят! А тут — во, гляди, гармошкой собирается!..
— Как, говорите? Гармошкой? — переспросил Капитон, раскаиваясь, что связался с таким многословным заказчиком.
— Раз уж решил учиться на моих брюках… сказал бы… я бы материю принес подешевле.
«Врезать ему сейчас да вышвырнуть! — думал Капитон. — Тоже мне… Тип! Собаку тут слопали на брюках-то… Если кто и не мучает претензиями, так сверстники этого… рыжего-то, — как наденут, так и выскакивают в новых брюках! Тип! Ну, есть недостатки… ну и что… у кого их нету?! Гармошкой! Тоже мне… лопоухий!»
— Ты, брат, подумал бы, прежде чем говорить-то! — лениво предостерег он заказчика.
Капитону Таварткиладзе, по-видимому, уже миновало лет сорок. Росту он был чуть повыше среднего. Просторная лысина его на макушке прикрывалась длинными прядями от височков. С первого разу в глаза бросались главным образом его выпуклый лоб и большие очки, то и дело снимавшиеся им, чтобы нажать пальцами на веки, потереть их, снова водрузить и бросить взор на склонившегося над шитьем напротив старого мастера Ираклия Вашакмадзе, с видимой целью проверить свое ухудшающееся зрение. Он провел эту свою привычную операцию в полной последовательности и сейчас, задержав на Ираклии Вашакмадзе взгляд дольше обычного. Капитон был несколько плотен для человека его достатка и облачен в не лучшим образом скроенные и сшитые брюки. Весь остальной его наряд также был далек от безукоризненности. Из-под туго натянутой красной майки его с крупной белой надписью «Оберлин» выбивалась подступавшая к самому горлу густая кудрявая флора. Дырявый желтый наперсток на среднем пальце, коротком и толстом, как обрубок, казалось, накрепко сросся с ним. Как и все многочисленные представители его профессии, он заметно горбился, и его крупная красивая голова, казалось, росла прямо из груди.
Мастера, как известно, терпеть не могут, когда при их конфликте с заказчиками присутствуют коллеги. Коллеги, в свою очередь, ни за какие коврижки не вмешиваются в перепалку…
Заказчик и мастер дружно глядели в зеркало. Зрелище было увлекательное: парень оттягивал карманы, кланялся, как выпорхнувшая на «бис» балерина, и бросал распаляющемуся мастеру очередную унизительную реплику:
— Покажи-ка мне… ну, кого-нибудь, чтоб брюки эти окаянные пришлись впору!..
— Ваше имя? — поинтересовался Капитон Таварткиладзе.
— При чем тут имя… в данном случае?.. Ну, скажем, Отари…
— Отари, признайся-ка, в первый раз брюки заказываешь?
— Во второй!
— Да ну, не так… от души признайся.
— В ателье в первый. И вообще в Кутаиси впервые. Нет, вспомнил! Первый раз лет десять назад с дядей были у портного… Навидались…
— Чего это?
— Дядя-то… голову расколотил портному… за брюки…
Капитон оторвал взгляд от зеркала и вперился чистыми водянистыми глазами в заказчика.
— Не на меня глядеть надо-то, а на брюки! Подумаешь, напугал! — не сдавался потерпевший.
— Ты, парень, с левой ноги сегодня встал, что ли?
— Ни с какой ни с левой!
— Не подбивай меня, Отари, на худое!.. Не загоняй в кутузку.
— Чего там! Давай! У меня руки-то… Из-под стола потом тебя вытаскивай!
— В милицию побежишь?
— Нужна мне с тобой милиция-то!
К голове Капитона приливала кровь, что внешне выражалось в подрагивании конечностей.
— Так ты думаешь, раз я портной, стало быть…
— Портной он! Нашелся! По брюкам видно! У сада Акакия прошвыривался бы… с бездельниками…
У Капитона раздувались ноздри, и он дышал как марафонец на финише, чего нельзя было сказать об Отари. Тот бросал реплики спокойно и методично, беря курс на нервы противника.