— Заходи, Ило, дорогой.
— Спасибо, я здесь постою. У меня маленький вопрос, — проговорил Ило. Было заметно, что он взволнован.
— Не можем же мы в дверях стоять, дружище, — еще раз пригласил Годердзи, но гость не переступил порога.
— Как его… Значит, говоришь, в футбол я играл? — Бибичадзе понизил голос, огляделся по сторонам и, словно доверяя большую тайну, шепотом спросил: — А под каким номером играл, не помнишь?
— А? Представь себе, не присматривался, черт бы меня побрал! — Годердзи удивился вопросу, но еще больше его возмутила своя невнимательность — как же он не заметил и не запомнил номера!..
— Где ты меня чаще видел, в центре поля или на фланге?
Между нами говоря, какое это могло иметь значение, но ведь странности человеческой природы поистине безграничны, дорогой читатель.
— И в центре, и на фланге. Ты и в нападении играл, и защите помогал, когда туго приходилось. — Годердзи явно пытался угодить своему соседу.
— За наших играл или за них?
Годердзи не помнил, кто и с кем встречался на зеленом поле прошлой ночью в его сне, но, не задумываясь, ответил:
— Конечно, за наших.
— Народу много было?
— Да. Билет еле достал. На трибунах ни одного свободного места.
Ило немного успокоился, даже вроде собрался уйти, но передумал.
— С кем играли, ты говоришь?
— Да я как-то не разобрал, будь оно неладно. — На лбу у Годердзи выступил пот. — Какая-то такая команда была, без своего лица. Знаешь, бывают такие безликие команды.
— Они очень грубили? — со значением спросил гость.
— Да, пожалуй. К тому же судья им подсуживал.
— Скажи-ка, пожалуйста, какого цвета на мне была майка.
— Кажется, желтая.
— Желтая? — Ило поскреб в затылке.
— Да, точно, желтоватая, если не ошибаюсь. Да заводи ты в дом наконец, человече, продрог я в дверях.
— Спасибо, спасибо. — Судя по всему, ответы соседа не удовлетворили Ило Бибичадзе. Он повернулся как бы в раздумье и, шаркая шлепанцами, пошел к своим дверям.
Годердзи вернулся к счетам, но цифры куда-то разбегались. Он то и дело ошибался и вынужден был начинать сначала. Мысли об Ило не оставляли его: «Что же это получается: с утра пораньше испортил человеку настроение, можно сказать, отравил весь день. И какого черта мне приснился такой странный сон!.. А с какой стати я бросился его рассказывать? Хранил бы при себе…»
Не прошло и двух часов, как Ило опять пожаловал к нему. Открыв дверь, Годердзи с виноватым видом воззрился на соседа.
У Ило дрожали губы, он не находил места рукам и никак не мог заговорить.
— Слушаю, Ило, дорогой, — подбодрил его Годердзи.
— Я того… ничего особенного… Хотел кое-что уточнить, конечно, если ты… Какая была погода?
— Дождливая, — не задумываясь, ответил Годердзи и решил впредь повнимательнее присматриваться к своим снам; уж больно поверхностным зрителем он оказался.
— Дождливая? — не своим голосом спросил Ило.
— Да, точно.
— А скажи, ради бога, на новом стадионе проходила игра или на старом?
— На новом. На старом во время дождя лужи, вода на поле скапливается.
— Что скапливается?
— Лужи, говорю, на старом стадионе, когда дождь. Заходи, покорнейше прошу. — Годердзи попятился, приглашая соседа.
— Ничего, ничего, я в другой раз. — Ило возвел глаза к потолку и вздохнул. — Если помнишь, конечно: грубая игра была?
— С чьей стороны? С нашей или с ихней?
— Вообще.
— Нет, игра, пожалуй, не была слишком уж грубой. Но к прессингу прибегали.
— К чему прибегали?
— К прессингу.
— По всему полю?
Годердзи почувствовал сухость в горле и с трудом сглотнул слюну.
— Нет, только в пределах штрафной площадки.
— Спасибо, спасибо. — Ило пошел было к своим дверям, затем опять вернулся, хотел еще что-то спросить, но передумал, махнул рукой и ушел-таки наконец.
«Какая муха его укусила! Прямо свихнулся человек. С чего бы? Сон ему рассказал — чепуховину какую-то, пустяк. Больше ведь ничего не было… Неужели мужика в его возрасте может выбить из колеи сон, да к тому же чужой. Да родись он футболистом, сейчас для него и футбол дело прошлое, и даже волейбол; покраснел, прямо кровью налился, того и гляди удар хватит. Как бы с ним по моей вине чего не приключилось, вот какая штука, вот чего я боюсь… А я тоже хорош — такая белиберда приснилась! Не то что футболистом на поле, я его и на трибуне зрителем никогда не видел. Сон должен быть правдоподобным, хоть самую малость… Надо же — серьезный человек, а впал в такое состояние! В наше время из отборных яиц под хорошей наседкой цыплята не вылупляются, а он боится, что сон сбудется. Сколько раз мне во сне конец был, полный каюк, но ведь жив, и ничего…»