Афонин кивнул головой.
— Правильно сделали! — сказал он.
Лифт остановился, и двери раздвинулись.
Кроме дежурной, в коридоре никого не было.
Афонин внимательно, через лупу, осмотрел замочную скважину.
— У вас есть запасный ключ?
— Да, конечно, вот он, — ответил директор. — Но с той стороны вставлен другой.
— Это не имеет значения. — Афонин передал ключ молодому сотруднику. — Действуйте, товарищ лейтенант!
Тот вынул из кармана длинный тонкий инструмент и осторожно, точно замок двери был стеклянным, ввел его в отверстие, стараясь не задеть края. Через несколько секунд послышался стук упавшего на пол ключа.
Так же медленно и осторожно лейтенант вставил запасный ключ и повернул его.
— Готово! — сказал он.
— Войду я и врач, — распорядился Афонин. — Остальным ожидать здесь.
Дверь открылась.
Капитан остановился на порою. Врач быстро прошел в номер.
Он был невелик и обставлен просто. Кровать, шкаф, письменный стол и два кресла. Окно задернуто легкой, но не прозрачной шторой.
У самого стола, на полу, лежал человек. Тонкая струйка крови из простреленного виска уже начала подсыхать. В руке, откинутой немного в сторону — это было видно даже от двери, — мертвой хваткой зажат небольшой пистолет.
«Немецкая марка «вальтер», — мысленно констатировал Афонин. — Пистолет не был вложен в руку трупа, а зажат еще при жизни. Да и кто мог бы это сделать в комнате, запертой изнутри?»
— Мертв! — сказал врач, пряча в карман стетоскоп и поднимаясь. — Смерть наступила мгновенно.
Капитан продолжал стоять у двери.
— Проверьте, пожалуйста, окно, — попросил он.
Всё как будто указывает на самоубийство, Михайлов в момент выстрела находился в номере один, но всё же Афонии цепким взглядом «прощупал» все предметы обстановки и особенно пол, не покрытый ковром. На паркете едва виднелись следы врача, только что вошедшего в комнату, и больше ничего. Но это нужно будет проверить тщательнее.
— Окно плотно закрыто, — сказал врач, после внимательного осмотра.
Только теперь Афонин вошел в номер. Сняв трубку телефона, стоявшего на столике у кровати, капитан назвал номер.
— Здесь Афонин, — очень тихо сказал оп. — Вторая машина не нужна. Самоубийство!.. Да, совершенно точно… — С минуту он внимательно слушал, что говорил ему собеседник на другом конце провода. Чуть заметное движение бровей выдало удивление. — Слушаюсь!
Положив трубку, капитан опустился на колени возле покойника, с трудом вынул из начавшей уже костенеть руки пистолет. При этом он обратил внимание, что пальцы правой руки Михайлова чем-то испачканы.
Самоубийца был, по-видимому, совсем еще молодой человек, лет тридцати, не больше. Лицо, чистое, гладко выбритое, с твердо сжатыми губами, хранило выражение спокойной решимости. Лицо волевого человека, знающего, чего оп хочет, и идущего к поставленной цели не задумываясь, без сомнений и колебаний.
«Такой не мог застрелиться без очень и очень серьезной причины», — подумал Афонин.
На мертвом был темный, из дорогого материала костюм, застегнутый на все пуговицы. Белая рубашка, воротничок, тщательно завязанный галстук свидетельствовали о привычке к опрятности и даже щеголеватости. На ногах шелковые носки и полуботинки, начищенные до блеска.
— Когда приехал Михайлов? — не оборачиваясь, спросил Афонин.
— Вчера вечером в девять часов, — ответил директор, оставшийся стоять у самой двери.
— Сегодня утром он вызывал горничную?
— Точно пет! В номер никто не входил со вчерашнего дня.
«Постель застлана, но неумело, — размышлял Афонин, — Михайлов стелил ее сам. Он спал и проснулся в совершенно спокойном состоянии. Об этом говорит и тот факт, что он тщательно оделся и побрился. Побрился не вчера, а явно сегодня. Трудно совместить это с намерением тут же застрелиться».
Обыскав карманы покойника, Афонин не нашел ничего, кроме совсем чистого носового платка. Ни документов, ни записок! Ничего из того, что люди обычно носят в карманах, часто даже не замечая.
Случайно ли это?..
Капитан поднялся.
— Вызывайте санитарную машину! — приказал оп. — Тело надо отправить на вскрытие. Покойный сдавал паспорт?
— Без этого он не мог получить номер.
— Принесите, пожалуйста!
Директор поспешно вышел.
Лейтенант несколько раз сфотографировал самоубийцу с различных точек.
— Теперь перенесем его на постель, — распорядился Афонин.
Когда и это было сделано, капитан занялся письменным столом.
Только что полученный по телефону приказ полковника Круглова обязывал Афонина самым тщательным образом осмотреть всё так, словно дело шло о «тяжелейшем преступлении», как выразился Круглов. И хотя этот приказ оставался не совсем понятным (обыкновенное самоубийство и ничего более!), Афонин пунктуально выполнял его, как выполнял всегда приказания начальства. Видимо, у полковника были какие-то, неизвестные Афонину, особые причины интересоваться этим случаем.