Оп пристально вгляделся в пометку, стоявшую у фамилии «Михайлов». Но она ничем не отличалась от остальных.
— Вот сюда садитесь, — предложил хозяин, указывая на кресло у окна. — Здесь вам будет удобно.
Сам он уселся на стул.
— Слушаю вас, товарищ…
— Афонин, — представился капитан. — Олег Григорьевич.
— Слушаю вас, Олег Григорьевич! — В голосе Иванова явно звучало нетерпение. Видимо, он торопился или просто не любил терять время.
— Я приехал к вам по поводу Михайлова Николая Поликарповича, — без предисловий начал Афонин. — Знаете ли вы его, Андрей Демьянович?
Говоря, он внимательно следил за лицом собеседника. Нет, ни одна черточка не дрогнула па этом лице. Иванов оставался абсолютно спокойным.
Он протянул руку и взял со стола газету.
— Вот этого? — спросил он.
— Да.
— Нет, не знаю. Впервые услышал о нем из указа.
Это было сказано просто и даже с оттенком сожаления. Словно Иванову стало неловко, что он не сможет помочь своему гостю.
Невозможно было сомневаться в его искренности. Весь облик бывшего комиссара, и особенности выражение небольших умных глаз, начисто опровергал какие-либо подозрения на его счет. Слова полковника Круглова: «Комиссар привык подчинять свои действия партийным целям» — как нельзя больше подходили к этому человеку.
Было предельно ясно, что если бы Иванов знал Михайлова и тем более знал о нем что-нибудь плохое, то не стал бы прибегать к письмам или угрозам, а просто заявил бы куда следует. И он, конечно, не ответил бы отрицательно на вопрос капитана милиции.
Афонин почувствовал глубокое разочарование. И не потому, что интуиция на этот раз обманула его, а только потому, что ответ означал — наступает пора огромных трудностей.
Приезд в эту квартиру оказался ненужной тратой драгоценного времени.
— Уверены ли вы в этом? — спросил Афонин. — Может быть, вы его всё же знали, но забыли?
— Нет, не знал. Среди моих знакомых никогда не было Михайловых.
— А в тылу врага?
— Был в нашем отряде один Михайлов. Короткое время. Но я хорошо помню, что его звали Владимиром. Он был убит на моих глазах.
Афонин вынул из кармана фотографию. Как утопающий за соломинку, он цеплялся за надежду — вдруг Иванов вспомнит. Всё тогда выяснилось бы легко и просто.
— А этот человек вам не знаком?
Иванов взял карточку и удивленно поднял брови.
— Странный снимок!
— Это фотография мертвого человека. Сильно ретушированная. Нам крайне важно, чтобы вы его узнали, если когда-нибудь встречались с ним. Пожалуйста, напрягите память.
— Постараюсь!
Иванов долго всматривался в фотографию.
— Нет, — решительно сказал он. — Этого человека я не знаю. А лицо волевое, запоминающееся. Кто это?
— Это Михайлов.
— Какой Михайлов?
— Этот самый. — Афонин указал на газету.
— А разве он умер?
— Да, сегодня утром.
— Вот уж действительно не повезло человеку. Перед самым полученном такой высокой награды. Ай-яй, как нехорошо! А что же случилось, паралич сердца?
Афонин колебался буквально одну секунду. Сообщать правду он не собирался, по это было последней возможностью испытать искренность Иванова. Не железный же он в конце концов!
— Михайлов покончил самоубийством. Застрелился, в номере гостиницы «Москва».
Капитан ожидал восклицаний, расспросов, в которых легко было бы расслышать фальшивые поты. Но бывший комиссар оказался человеком закаленным. Он ничем не выказал своего отношения к услышанному, а только очень долго молчал.
«Нет! — подумал Афонин. — Мою версию надо окончательно сдать в архив. Так притворяться немыслимо. Полковник кругом прав».
— Теперь я понимаю, — задумчиво произнес Иванов, — причину вашего визита ко мне. Вам надо найти мотив самоубийства. Раз Михайлов приехал в Москву получать награду, этот мотив не может быть, например, семенного характера.
— Совершенно верно! — Афонин одобрительно кивнул головой.
Ничего не скажешь! Иванов обладает логическим мышлением.
— А раз так, — продолжал комиссар, — то вы и взялись за нас. Путь правильный! Но я, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Не знал Михайлова.
Афонин поднялся.
— Не буду вас больше беспокоить, — сказал оп. — Поеду к другим.
— Возможно, что кто-нибудь из остальных десяти и воевал вместе с Михайловым, — сказал Иванов, провожая своего гостя. — Но вашей задаче я не завидую.
— Сам себе не завидую, — вздохнул Афонин. — Но… надо найти.
— Да, я понимаю.
И он так сказал эти слова, что Афонин понял — комиссар догадался, почему он не завидует себе…