Монотонно скрипит снег под ногами…
Партизаны тянутся за командиром длинной цепочкой, три четверти которой — люди с носилками.
Кто уже упал? Кто умер? Кто еще жив? Командир этого не знает, не хочет знать!
Его воля — единственный шанс для тех, кто, наперекор всему, останется жив.
Нестеров идет ровным шагом.
А позади уже целых четыре минуты тишина. Пулемета не слышно.
Нестеров считает секунды по биению сердца. Еще минута… еще!
Позади тишина!
Что же! Когда-нибудь это должно было кончиться. Теперь фашистов ничто не задерживает. Но решатся ли они преследовать отряд? В сумерках незнакомого леса? Вряд ли! Даже если бы не существовало болота, даже если у них есть проводник. Немцы боятся леса.
Нестеров услышал скрип снега под чьими-то быстро приближающимися шагами. Оглянувшись, он узнал своего комиссара.
Если уж Лозовой покинул свой пост, значит, он уверен в безопасности. Можно вздохнуть свободнее!
Александр Лозовой был ранен в голову и шел без шапки. Бинты не позволяли надеть ее. Но вечер был на редкость теплым, конечно для зимнего времени.
На шее комиссара висел немецкий автомат.
— Я решил снять заслон, — сказал он, поравнявшись с командиром. — И всех своих людей поставил к носилкам.
Нестеров кивнул головой.
— Я считаю, что опасности больше нет, — продолжал комиссар. — С каждой минутой темнеет.
Нестеров снова кивнул. Ему не хотелось говорить. Тишина позади отряда была слишком красноречива.
— Пока все живы! — сказал комиссар. — Я проверил на ходу. Все раненые живы!
— У Николая осталась одна неиспользованная граната, — хрипло сказал Нестеров.
Лозовой заметно вздрогнул.
— Может быть, это была предпоследняя? — нерешительно спросил он. Не хотелось верить очевидности.
— Нет, — ответил Нестеров. — После разрыва шестой гранаты я слышал еще одну очередь его пулемета.
Несколько минут они шли молча.
— Сегодняшние наши потери огромны, — сказал комиссар.
Казалось бы, что подобная фраза была излишней: командир сам знал, сколько человек потерял отряд. Но Лозовой произнес ее с определенной целью, и Нестеров понял это. Напоминание о потерях должно было уменьшить боль от сознания еще одной. Когда на твоих глазах погибли сотни товарищей и друзей, можно ли говорить об одном! Вот что должна была означать эта фраза.
Но Нестеров не. почувствовал облегчения…
Этим отрядом он командовал чуть ли не с первых дней войны. От тех, кто вместе с ним начал тяжелую борьбу с оккупантами, осталось всего семь человек. Сам Нестеров трижды выбывал из строя и трижды возвращался. Лозовой был его вторым комиссаром, первый погиб. Не менее пяти раз состав отряда обновлялся полностью. Но никогда еще удар врага не был столь сокрушителен, как сегодня. Видимо, каратели твердо решили покончить с Нестеровым и добились бы своей цели, если бы не геройский подвиг Николая Михайлова. Он, только он один спас жалкие остатки некогда грозной силы от полною уничтожения. Пройдет немного времени, и свежие силы вольются в поредевшие ряды, возвращая отряду его мощь. Недостатка в желающих стать партизанами нет. В последние месяцы Нестеров вынужден был даже отказывать в приеме новых людей: не хватало оружия.
Фашисты не смогут объявить о полном уничтожении Нестерова, отряд будет существовать!
Это самое главное!
Да, комиссар прав, сегодня погибли сотни. Они умерли в бою, и Нестеров всё время был рядом с ними. Его могли убить точно так же, как их.
Николай Михайлов погиб один!
Не было рядом с ним ни одного товарища. Никто не мог прикрыть его огнем, помочь уйти. Один!..
И если что-нибудь могло уменьшить боль Нестерова, то именно последняя, седьмая граната, о которой он только что сказал Лозовому. Николай Михайлов не успел использовать седьмую гранату!
Это могло означать одно — торжествующие фашисты получили только его труп. Как бы тяжело ни был ранен Михайлов, он сумел бы подорвать себя этой последней гранатой. А если бы ему удалось отступить, оп использовал бы ее против врага.
Фашисты не схватили его живым!
Это было утешением, слабым, но всё же утешением.
Правда, мог быть еще один вариант — Михайлов достался врагу в бессознательном состоянии. Но за время беспримерного боя одного человека с целым батальоном (каратели начали наступление на партизан полком, усиленным артиллерийским дивизионом, но, по расчетам Нестерова, их осталось не более батальона) не было слышно ни одного выстрела из орудия или миномета. А пулевые ранения, это Нестеров знал по опыту, очень редко лишают человека сознания. Тем более, что у Михайлова была стальная каска. Нестеров был вполне убежден, что Николай Михайлов убит.