собой поделать не могу.
O.M. Натолкнулся ли ты хоть раз на тот, который бы нарушил закон?
Y.M. До сих пор, нет. А что вы скажете о прислуге- о чаевых в Европе. Вы платите
ОТЕЛЮ за обслуживание; вы НИЧЕГО не должны его служащим, но тем не менее даете
им чаевые. Разве это не нарушает правило?
O.M. Каким образом?
Y.M. Ты не ОБЯЗАН совершать этого, и поэтому причина этого-сочувствие их
плохооплачиваемой работе, и--
O.M. Досаждал ли тебе этот обычай, раздражал ли, возмущал?
Y.M. Признаться, да.
O.M. Но тем не менее ты ему уступал?
Y.M. Разумееется.
O.M. Почему разумеется?
Y.M. Оттого что обычай- это в каком-то смысле закон, а законам следует подчиняться—
все считают своим ДОЛГОМ это делать.
O.M. Тогда выходит, что ты платишь этот раздражающий налог ради ДОЛГА?
Y.M. Выходит, что так.
O.M. Тем самым побуждение, вынуждающее тебя платить налог, не является ни
состраданием, ни милосердием, ни доброжелательностью?
Y.M. Должно быть, нет.
O.M. Так что?
Y.M. Я—возможно я поспешил с выводами.
O.M. Возможно да. А если бы ты пренебрег этим обычаем, получил бы ты проворную и
исполнительную работу от прислуги?
Y.M. О, о чем вы говорите! Эти европейские служащие? И мечтать бы не приходилось.
O.M. Не могло ли ЭТО сработать как побуждение, вынудившее тебя заплатить этот
налог?
Y.M. Я не отрицаю этого.
O.M. Выходит, что в это исполнение долга примешано немного эгоизма, не так ли ?
Y.M. Да, выходит так. Но вот что еще: мы даем чаевые, полагая что это несправедливо
и попахивает вымогательством; и тем не менее нам потом тяжко на сердце, если мы
были несправедливы к бедным созданиям; и мы хотели бы вернуться назад, чтобы все
исправить, и не просто поступить ПРАВИЛЬНО, а ЩЕДРО. Мне кажется, что даже вам
будет тяжко найти в этом побуждении эгоизм.
O.M. Не понимаю, почему ты так думаешь. Когда тебе приносят счет за услуги,
оказанные отелем, раздражает ли это тебя?
Y.M. Нет.
O.M. Жалуешься ли ты когда-либо?
Y.M. Мне и в голову это не придет.
O.M. Сам РАСХОД, значит, не является раздражающей вещью. Это твердый платеж, и
ты оплачиваешь его бодро, безропотно. Когда же ты платишь прислуге, пришлось бы
тебе по душе, если бы и им ты платил твердо установленный платеж?
Y.M. Я бы возликовал!
O.M. Даже если бы этот твердый платеж был в РАЗЫ больше того, что ты привык
платить в форме чаевых?
Y.M. Разумеется!
O.M. Отлично. Как вижу это я, это не сострадание и не долг, которые движут тобой при
даче чаевых, и это не их РАЗМЕР. Но ЧТО-ТО не дает тебе покоя. Что это?
Y.M. Проблема в том, что ты не знаешь, сколько должен заплатить, размер чаевых
варьируется по всей Европе.
O.M. Значит тебе приходится гадать?
Y.M. По-другому никак. И ты начинаешь думать и думать, рассчитывать и гадать,
спрашивать совета у других и интересоваться их мнением; это портит твой сон по
ночам, ты чувствуешь себя в смятении, и пока ты притворяешься, что любуешься
окрестностями, все это время твой мозг неустанно думает, тревожится и чувствует себя
весьма жалко.
O.M. И это все из-за долга, который ты никому не должен и платить не обязан, разве
что сам не сподобишься! Странно. Для чего ты тогда гадаешь?
Y.M. Чтобы вычислить, сколько же им дать, чтобы не быть несправедлиивым по
отношению к ним.
O.M. С виду благородное занятие—причиняющее столько боли и отнимающее уйму
ценного времени, чтобы быть честным и справедливым по отношению к бедной
прислуге, которой ты не должен ничего, но которая нуждается в деньгах и бедствует.
Y.M. Я и сам думаю, что даже если за всем этим и есть неприятный мотив, его тяжело
будет найти.
O.M. Как ты узнаешь, когда недостаточно дал чаевых?
Y.M. Прислуга умолкает; не благодарит тебя. Иногда награждает взглядом, который
заставляет тебя устыдиться. Но ты слишком горд, чтобы признать ошибку там, когда
взоры устремлены на тебя, но затем ты только о том и мечтаешь, чтобы исправить все.
Боже мой, стыд и боль этого! А иногда по внешним признакам ты видишь, что все
сделал правильно, и уходишь вполне удовлетворенным. А иногда человек до того
безудержно рассыпается в благодарностях, что ты понимаешь, что дал больше, чем
следовало.
O.M. СЛЕДОВАЛО? Следовало для чего?
Y.M. Чтобы удовлетворить его.
O.M. И как ты себя чувствуешь ТОГДА?
Y.M. Я раскаиваюсь.
O.M. Я считаю, что ты позабыл о себе, пока рассчитывал, сколько ему причитается, ты
размышлял только о том, что удовлетворит ЕГО. И на то ты имел причину, о которой
обманывался.
Y.M. Что это было?