Мы засмеялись. Это было действительно странно, – здоровый и жестокий парняга Роман Эксархидис по кличке Грек, по сути бандит, хотя и сын начальника милиции нашего города, и эта маленькая фарфоровая куколка, такая хрупкая и нежная вместе. Этот эпизод настолько въелся в мою память, что я помню все детально до сих пор.
После введения ангельской деспотии в нашем классе в лице Яны Грабовской, у нас, по выражению Женьки, наступил золотой век. Она была болезненной девочкой, часто отсутствовала в школе по причине плохого самочувствия, имела освобождение от физкультуры. Бывало ей становилось плохо прям на уроке, и ее рвало, и надо отдать должное Воробушку, он всегда за ней убирал, так как наша школьная уборщица отказывалась. Мы даже решили, что из него выйдет хороший врач. Но, благодаря именно ей, мы стали чаще собираться всем классом на различные посиделки и пикники, хотя на них часто присутствовали ее криминальные друзья, они к нам не лезли даже в разговоры. Грек мог просто молча слушать наши диспуты, которые обычно затевала Яна, но как только они разгорались, она предпочитала уходить с Греком куда-нибудь в уголок, или, если его не было, просто удалялась и сидела одна, думая о чем-то своем. Неизвестно откуда, но у нее было много книг тогдашнего самиздата, которые она охотно давала нам читать. Благодаря этим книгам, мы многое узнали из того, что было в тогдашнее время заперто за семью печатями. Помню, какой ажиотаж творился вокруг книги Булгакова «Мастер и Маргарита», ее читал даже Гажин, а после прочтения начал серьезно заниматься литературой. Когда моя очередь дошла до этой книги, я, прочитав ее за сутки, пошел относить Яне, так как могли за ней прийти другие очередники. Я помню ее, открывшую дверь, в легком шелковом халате. Огромные глаза, легкая божественная улыбка, помню, как она взяла принесенную книгу изящными нежными пальцами, и голосом, который проникал прямиком в сердце, минуя мозг, пригласила меня на чашечку кофе. Янина мама куда-то уехала, и в доме кроме нее была ее подруга, с короткой стрижкой каре, как у Нины из «Кавказкой пленницы», и спортивным телосложением, явно старше самой Яны, которая, практически сразу покинув нас, пошла спать. Мы беседовали до самого утра, о Булгакове, о религии, о том, почему она везде имя Воланд в книги исправила карандашом на Ваал. Все ее движения были столь грациозны, даже простое движения глаз вызывали внутренний трепет в моей душе, которого я никогда ни до, ни после встречи с ней не испытывал. Я еще долго не мог прийти в себя после этой ночной посиделки, но, я понимал, мои шансы, как и у всех, благодаря Греку были равны нулю. Впрочем, все пацаны нашего класса тайно сохли по Яне, и по слухам не только пацаны. Женёк откровенно завидовал Воробушку, о чем не раз мне говорил лично.
Но мы окончили школу, и судьба нас разбросала по всему бывшему Советскому Союзу. Соцсетей тогда не было, и связи быстро терялись. Потом последовал развал СССР, мои родители переехали в другой регион, в родном городе я больше никогда не был. Как-то меня послали по работе в Харьков, и уже в последний день моего пребывания в гостинице я встретил своего друга Женька. Он был уже солидного вида мужчина, но его улыбка и жизнерадостность была при нем. Нашей радости не было предела, и, естественно, мы пошли в ресторан, где целый день до вечера мы вспоминали свою школьную пору и былых друзей. И уже в вокзальном ресторане практически за два часа до моего поезда он вдруг меня спросил о том, о чем я даже впоследствии пожалел:
– Слышишь, а ты помнишь Яну Грабовскую, у которой мать на Монику Беллуччи была похожа, если ее в рыжий цвет перекрасить?
– Конечно, я помню, ведь все в неё были влюблены, и ты в том числе.
– Да не, я не был, – замявшись, начал он уходить в сторону.
– Да как же не был?! А стихи кто писал, где как не иначе вожделенным ангелом ты ее не называл?
– Ладно. Ладно. Но после того, что я тебе сейчас скажу, ты тоже начнешь отрицать любые чувства к ней, – сказал Женек, подливая мне коньяк.
-Ты для начала выпей, а лучше давай по две выпьем, ты хоть и мозгоправ, но, боюсь, ты можешь не выдержать.
Он меня, естественно, заинтриговал, и мы выпили по две стопки коньяка, и он выдал:
-Так вот, Яна Грабовская вовсе никакая не Яна, и мало того, она даже не была девчонкой, это был пацан. Понимаешь,… это был пацан! – он это крикнул, чтобы видно я лучше услышал, на нас обернулись посетители ресторана.
-Так, Женек, я все понимаю, мы выпили, но мы же ничего не курили, с чего ты гонишь? – смеясь я ответил на его крик.