Новоорлеанским гражданам Джим Гаррисон пришелся но праву. Молодой (ему еще не было и сорока), внешне симпатичный, острый на язык великан (рост 195 см, вес 110 кг) обещал избирателям навести порядок в Новом Орлеане. К тому же Гаррисон был ветераном войны.
В его послужном офицерском списке числилось немало разведывательных полетов над гитлеровскими позициями в Западной Европе - он был корректировщиком огня.
Этим делом на войне могут заниматься только очень храбрые и упорные люди: нужно часами "висеть" в безоружном самолете под обстрелом зениток над передовой. Дороги войны привели Джима Гаррисона к гитлеровскому концлагерю Дахау, в освобождении которого он участвовал.
Своими глазами видел он истинное лицо фашизма.
В конечном счете большинством голосов Гаррисона избрали прокурором.
У нового окружного прокурора слова не стали расходиться с делами. Во всяком случае, вскоре после избрания он действительно принялся очищать городские авгиевы конюшни - кварталы бурлесков, темных баров-притонов и просто откровенных публичных домов, которыми славился на всю страну Новый Орлеан. Здесь красотки раздевались перед публикой столь же грациозно и непристойно, сколь нагло и безжалостно обирали потом опоенных туристов. На местном жаргоне это называлось "стричь заблудших овечек". "Стригалям" и "стригухам" полиция не мешала.
Джим Гаррисон действовал решительно. Он сам участвовал в организованных им же внезапных облавах в увеселительных заведениях. А когда все восемь членов городского уголовного суда отказались утвердить ассигнования прокуратуре на расследование организованной преступности, новый прокурор в газетном интервью прямо заявил: "Это решение ставит любопытные вопросы о степени влияния рэкетиров в нашем городе-). Так в Новом Орлеане за Джимом Гаррисоном сразу укрепилась репутация человека, с которым лучше не связываться, потому что он умеет драться, а падая, всегда становится на ноги.
Конечно, смелость города берет. Но не в одиночку.
Не был одиночкой и Джим Гаррисон. В Америке второй половины XX века лихие ковбои-налетчики и ковбоишерифы, некогда сходившиеся в смертельных поединках, теперь существуют лишь на съемочных площадках Голливуда. В наши дни всякий раз, когда на горизонте появляется подобный окружному прокурору Нового Орлеана "рыцарь без страха и упрека", прагматичные американцы в первую очередь задаются такими вопросами: "Чей эта человек? Какая ему от этого может быть выгода?"
Я не думаю, что Гаррисон получил какую-нибудь личную выгоду от начатой им чистки городских притонов и даже не исключаю, что он делал это, заботясь о добром имени Нового Орлеана, спокойствии его жителей и стремясь уменьшить грабеж туристов. Но поддержка у Гаррисона, разумеется, была.
Некоторые финансовые тузы Нового Орлеана, чьи деловые интересы никак не страдали от его действий, сочли их даже полезными для борьбы с конкурентами - владельцами притонов за политическую власть в городе.
С другой стороны, даже в таком государстве, как Соединенные Штаты, где деньги - все, где все продается и покупается, где деньги значат в жизни человека куда больше, чем в любой другой капиталистической стране, такое "совпадение интересов" отнюдь не обязательно должно ставить под сомнение добрые и наивные намерения иных прокуроров, судей и даже шерифов. Чем меньше масштаб их полномочий, тем, пожалуй, чаще можно столкнуться с такими исключениями. Думаю, что к ним относится и Джим Гаррисон.
Кажется, в тридцатых годах, когда Голливуд снимал куда больше фильмов на острые социально-политические сюжеты из американской жизни, была выпущена кинокартина "Мистер Смит отправляется в Вашингтон". В Советском Союзе она демонстрировалась после войны под названием "Сенатор". В ней рассказывалось о смелом и наивном сенаторе-новичке, который честно и принципиально приступил к своим обязанностям, потерпел полное фиаско в попытке бороться за справедливость и тем самым бесповоротно убедил зрителей, что он - безоружный и беззащитный одиночка. Те, кто помнит этот фильм, могут лучше представить себе, что же это за явление новоорлеанский окружной прокурор, оказавшийся в конечном счете таким же безоружным, как и голливудский "мистер Смит".
Однако тем, кто любит получать ответы и представлять себе жизнь, так сказать, лишь в черно-белом варианте, пожалуй, придется разочароваться: такого четкого разделения (во всяком случае, в современной Америке) не бывает. Как говаривал один мой добрый вашингтонский приятель: "Все мы, Майк, немножко в крапинку. Но, ей-богу, главного это не меняет..."
Джим Гаррисон тоже был "в крапинку". Окружной прокурор Нового Орлеана, например, отказался уступить требованиям полиции осудить местного книгопродавца за продажу книжки известного негритянского писателя Джеймса Болдуина "Другая страна", чем вызвал ярость белых расистов и уважение местной негритянской общины.
И он же вызволил из тюрьмы некую Линду Биргетт, осужденную за "непристойное публичное действо с танцами". Никаких удовлетворительных причин внезапной снисходительности Гаррисона к этой обитательнице городских притонов газеты обнаружить не смогли.
И такому человеку в октябре 1966 года, т. е. в разгар требований к правительству Линдона Джонсона заново расследовать обстоятельства убийства президента Кеннеди, сенатор-демократ от штата Луизиана Рассел Лонг говорил: "Скажите, Джим, вы читали доклад Уоррена?
Нет? На вашем месте я бы прочел его внимательно. Я глубоко сомневаюсь в том, что Освальд действовал один.
В докладе это, во всяком случае, не доказано. А ведь до выстрелов в Далласе Освальд несколько месяцев жил в Новом Орлеане.
- И вот еще что, - добавил сенатор, - если вам понадобится поддержка, можете на меня рассчитывать...".
Сенатор Лонг сдержал данное слово и четыре месяца спустя, в конце февраля 1967 года, публично заявил, касаясь расследования окружного прокурора: "Я уверен, что Гаррисон имеет сведения, которых не было у комиссии Уоррена".
Да, уж в этом-то "горячем деле" новоорлеанский прокурор отнюдь не был одиночкой. Его поддерживал специально созданный "Комитет совести", в который вошли 50 видных деловых людей Нового Орлеана во главе с нефтепромышленником миллионером Ролтом. Этот комитет в дополнение к скудному официальному бюджету прокуратуры финансировал широкое следствие, к которому вскоре после беседы с сенатором Лонгом и преступил Джим Гаррисон.
Поддержал Гаррисона близкий друг и духовник семьи Кеннеди, бостонский кардинал Кушинг. "Я никогда не верил, - сказал кардинал журналистам, - что Освальд действовал в одиночку. Я благословляю Джима Гаррисона на расследование".
В одном из своих более поздних интервью сам Гаррисон утверждал также, что Роберт Кеннеди с одобрением относится к его следствию.
Итак, с осени 1966 года новоорлеанская прокуратура начала заниматься расследованием обстоятельств убийства президента Кеннеди, причем без всякой огласки. Знали об этом газеты или нет - точно неизвестно. Во всяком случае, в первые четыре месяца они молчали.
Почему же расследование было начато именно в Новом Орлеане? Возможно, кое у кого на этот счет могло возникнуть мнение, что главная причина - в самом Джиме Гаррисоне. Но это не так. Как известно, Освальд до своего переезда в Даллас довольно долгое время жил именно в Новом Орлеане и именно там занимался тем, до чего потом докопались Гаррисон и его люди.
Кроме того, на третий день после выстрелов в Далласе к Джиму Гаррисону явился некий Перри Раймон Руссо, который заявил, что ему известны некоторые обстоятельства убийства Джона Кеннеди. По заявлению Руссо, окружной прокурор тогда же арестовал троих - Лейтона Мартенса, Дэвида Ферри и Рональда Бебуффа. Но вскоре всех их пришлось выпустить, а дело прекратить. У прокуратуры тогда еще не было прямых доказательств их причастности к убийству Кеннеди и к тому же в Вашингтоне новый президент Джонсон назначил комиссию Уоррена, которая, как тогда надеялись, должна была разобраться в этом преступлении.
Как видно, Джим Гаррисон силой обстоятельств оказался вовлеченным в "дело об убийстве Кеннеди" сразу же после выстрелов в Далласе, но заниматься им тогда не смог: это, как ему объяснили, было делом комиссии Уоррена. К тому же никакой поддержки со стороны "сильных мира сего" в этом вопросе у новоорлеанского гориста в то время не было и в помине.