Выбрать главу

<p>

Кто живёт в твоём чулане?</p>

   Утро приходит с первым золотистым лучом, проскользнувшим в окно. Ещё робкий он заглядывает в щель меж ставнями и ложится на противоположную стену. Аккурат посреди двух изображений в симпатичных овальных рамочках. Амалия и Авилор Морты оставили по себе память добропорядочных тогитов, проживших в счастливом браке сорок лет и умерших в один день. А до того обустроивших большой дом, скопивших имущество и воспитавших единственного сына - Тойво.

   А вот и он сам просыпается, разбуженный тем самым лучом. Сперва возится на широкой кровати с резными ножками, когда-то заказанной молодожёнами Мортами у мастера-столяра в Большелоге, на мягком тюфяке, ещё помнившем своих бывших хозяев. Затем сбрасывает одеяло и садится, спустив шерстистые ступни на прикроватный половичок. Чешет начавшую плешиветь макушку, чешет мягкий подросший за последние годы живот, глубоко вздыхает и, наконец, поднимается.

   Распахиваются настежь ставни, впуская утреннюю свежесть. Солнце выплывает из-за зелёных холмов, тянущихся по обоим берегам неспешной речки Свитки, точно увенчивая их огненной короной. Птичьи хоры щебечут на начавших облетать береговых дубах, что и дали название здешнему селению. Небо голубеет, лишь у горизонта тронутое пеной облаков. Ветерок первых дней осени отдаёт приятной терпкостью. Мир пробуждается ото сна. А Тог Сиволап уже покатил к дальнему полю, и с ним в телеге всё его обширное семейство - этот привык вставать с зарёй и гнуть спину до заката.

   Гостей сегодня Тойво не ждал, тем более в такую рань, а значит, умывания и одевания могли быть отложены на некоторое время. Сперва более важное. В ночной рубахе он шлёпает босыми ступнями на кухню. Он выспался, настроение у него благодушное. К тому же он проголодался. А отменный аппетит, как известно, верный признак отменного здоровья.

   У закопчённого, сложенного из красного кирпича очага стоит старый стол с потёртой столешницей, при нём старая потёртая скамья. Тойво разжигает огонь, помещает на решётку разогреваться сковороду. Режет и бросает жариться остатки вчерашнего окорока, добавляет лук и три яйца, а сверху кусочек сыра, чтобы, расплавившись и растёкшись, тот образовал аппетитную шапочку. К завтраку также было молоко, краюха хлеба и...

   - А где же масло?

   Что за завтрак без бутерброда с маслом - никакой и не завтрак. Тойво знал толк в хорошей еде. Он поднимается из-за стола, оставив на нём скворчать снятую с огня сковороду.

   Здесь стоит сказать несколько слов о жилище нашего героя.

   Тогиты, как известно, предпочитают селиться в холмах, коими славятся местные края, вырывая в их толще разветвлённые коридоры и множество комнат. Всё это с величайшим усердием обшивается изнутри деревом и выкладывается камнем, устилается половичками и ковриками, так что любо-дорого посмотреть. Конечно, теперь немало стало тех, кто на новый манер возводит себе дома из брёвен посреди ровного поля. Но старые жилища все устроены в холмах, как делали предки. А уж предки плохого не посоветуют.

   Это жильё было именно таким. Его родители чтили отлаженный веками жизненный уклад. И Тойво не собирался ничего менять. Так диктовало ему благоразумие. Пожалуй, лишь однажды, во времена юности, почти детства, он поддался единственному безрассудному порыву. Воспоминаний о том и он, и его родители в последующие годы всячески избегали. И никому постороннему никогда ничего не рассказывали.

   Из кухни Тойво прошёл по коридору мимо спальни, большой комнаты, двух подзапущенных гостевых комнат - давненько у него не останавливалось гостей так, чтобы на несколько дней, - мимо умывальной и ещё двух комнат, почти к задней двери, ведущей прямиком в огород, чтобы по осени сподручнее было сносить урожай. Здесь по обе стороны коридора были устроены прохладные кладовые. В той, что справа хранились овощи со своего участка - морковка, картошка, капуста и так далее. Конечно, ещё мешки с бобами, которые Тойво растил на продажу и для личного употребления, и большая часть которых была сложена в сарае. В левой же помещались мясные припасы, сыр, масло, маринады и прочее из покупного. Туда он и свернул.

   Полки в кладовой тянулись вдоль стен в три ряда. Сейчас они преимущественно пустовали. Делать основательные запасы на зиму Тойво намеривался в ближайшее время, после того, как продаст бобы и получит от того оборотные средства.

   Масло у него, впрочем, имелось. Должно было иметься.

   В кладовой приятно пахло съестным, отчего желудок вопрошающе заурчал. А Тойво стоял и смотрел на пустую полку. Он видел в пыли след от горшочка, что располагался здесь, горшочка, в котором, насколько ему помнилось, оставалось ещё до половины желтовато-белого вкуснейшего масла, что так и таяло во рту. След имелся, а самого горшка и... след простыл. Возможно, по забывчивости он просто переставил его на другую полку? Тойво осмотрел все полки. Пропажи нигде не обнаружилось.

   Он возвратился на прежнее место. Да, вот ободок, отпечатавшийся от дна горшка. И к нему вела вереница каких-то маленьких следов.

   - Чтобы всё это значило? - спросил Тойво безмолвную кладовую. Почесав гладкую кожу на макушке, он вновь подивился: - Где же масло?

   Вернувшись на кухню, Тойво принялся за подстывшую яичницу. Он ел и отрешённо взирал в сторону круглого окна, на чьём подоконнике стояла плошка с цветком. Ложка с последним куском яйца застыла на полпути между сковородой и ртом. А затем вовсе опустилась обратно. Глаза у тогита расширились. Рот сделался похожим на дырку от бублика.

   - Ах, негодники! - выдохнул он. - Ах, ворюги. И куда они, хотелось бы знать, утащили горшок? Ведь не разбили же. Не видел я никаких осколков... Ах! Нора... У них там нора. И преогромная, раз пролез целый горшок... Ну, я вам!