Денёк выдался отменный. Солнце светило, но уже не пекло. В небе ни облачка. Ярмарка шумела и толкалась. Всем хотелось побывать везде и всюду, и если не купить, то хотя бы поглазеть на товары, особенно из дальних мест. Когда ещё случится подобная возможность в их-то захолустье.
В торговой части кипело азартное оживление. В загонах блеяли овцы, куры квохтали в клетях. Здесь продавали репу, там сгружали с телеги целую гору капусты. Мешки с картофелем и морковью, связки сушёных грибов. Валенки и башмаки, платья и ленты, горшки и табуреты, бусы подешевле и брошки подороже. Лоточники со скобяной мелочью. А ещё множество всякого разного, чего не перечислить. И над всем этим гудел огромный пчелиный рой из сотен неумолкающих голосов. Одни желали сбавить немного с цены, другие, напротив, приподнять. Хотя тогиты и предпочитали натуральный обмен денежному, ныне ручейки монет беспрестанно перетекали из рук в руки.
Тойво весьма скоро распродал весь товар. Бобы у него были отменные, и за прошлые годы он обзавёлся кругом постоянных покупателей. Продавал он, не торгуясь, на первую же просьбу снижал стоимость. Лишь бы поскорее отделаться. Сам ничего закупать не стал. Сейчас его тяготило большое скопление народа и громкие голоса.
Когда он уже вновь запряг пони, намериваясь возвращаться домой, до него донеслись разговоры о прибывшем на ярмарку бродячем балагане. И, в частности, о том, что в нём был настоящий чародей, который умел гадать по руке, снимал порчу и сглаз, а ещё заставлял самовольно кривляться на стене тени и показывал прочее волшебство. Жутковатый чародей, - так о нём сказала проходящая мимо кумушка с целым выводком ребятни, сосущей медовые леденцы на палочке.
"Волшебство" и "чародей" - эти слова зацепились за разум Тойво, в то время как все прочие пролетели вскользь. "Волшебство" и "чародей". И ещё - "тени".
Тойво отложил поводья. Немного посидел, задумавшись. Затем спустился с повозки и углубился в ярмарочную гущу.
Приехавший балаган принадлежал людям - десяток больших крытых кибиток, половина из которых была зарешечена и отведена под зверинец. В труппе состояли два братца жонглёра, девушка-акробатка, а по совместительству и глотательница ножей, бородатый силач, похожий на ходячую бочку, что поднимал многопудовые гири. Должно быть, имелся и ещё кто-то, кого Тойво не разглядел за многочисленными спинами. А уж когда он увидел возведённый в стороне от прочих остроконечный шатёр тёмно-синего цвета с вышитыми на нём серебристыми звёздами, чью верхушку венчал начищенный до блеска медный полумесяц, так всё прочее вовсе перестало для него существовать.
Ребятню в основном интересовали уныло глазеющие из-за решёток обезьянки с дальнего юга и вполне местные лисы, рыси и барсуки. Женщины смеялись над кривляньями близнецов в облегающих штанах с красными носами. Мужчины поглядывали на балансирующую на растянутом в струнку канате акробатку, худющую, как тростинка. Совсем молодую, но уже на две головы выше любого из тогитов.
В шатёр со звёздами тоже заходили, но не так чтобы часто.
Тойво дождался, когда оттуда выйдет молодая парочка, захотевшая приобщиться к "тайным знаниям". Парень ворчал, девушка улыбалась - ей было весело и это главное. Тогит протиснулся за свисающий полог. Снаружи светило солнце, внутри же шатра царил сумрак, скупо освещённый единственной свечой. Горький запах жжёных трав ударил в нос. Тойво едва удержался от чиха, пытаясь разглядеть местного чародея.
Но сперва он услышал:
- Кто ты, дерзкий и безрассудный, возжелавший запретного для смертных знания? - Голос призван был звучать раскатисто и могущественно, но сквозил усталым равнодушием. - Представься. Но помни, что за раскрытую тайну взимается плата. Сокровенное не даётся даром. Впрочем, не страшись, отважный, - тебе несказанно повезло. На сей раз плата будет взята не кровью, как это положено от века, а лишь звонкой монетой. Ибо ныне твоим проводником на магических стезях станет сам - Гугенсон Морготсон - то бишь я!
Обвыкшись в полумраке, Тойво рассмотрел говорившего.
Тот восседал за поставленным на траву столом, на явно маловатом для его роста табурете, если судить по высоко задранным коленям. Тем не менее, внешний вид чародей имел внушительный.
Перед ним был мужчина, входящий в тот возраст, что у тогитов называют возрастом состоятельности. В некогда смоляных волосах блестит седина, но спина ещё пряма и в руках хватает силы. На Тойво воззрились маслянисто поблескивающие глаза. Густая чёрная с серебром борода острым клином сходится на груди, а вот на макушке каждый волос уже был на пересчёт. Лицо худое, высохшее. Тощий нос с отходящими от него к уголкам рта складками. Но главное, что озадачило Тойво, это кожа чародея. Какого-то бурого цвета. То ли так загоревшая на солнце, то ли обожжённая. То ли попросту грязная.
- Ну, и как твоё имечко? - вновь вопросил чернобородый, из чьего голоса исчезли последние намёки на могущественность. Зубы у него были кривые, расшатанные, и некоторых уже не хватало.
- Я? - Тойво повернул в ладонях блин свой шляпы.
- Это ты ко мне пришёл, добрый человечек, а не я к тебе. Или как?
Чародей дёрнул ладонь, торчащей из широкого рукава его балахона, и застучал пальцами по столешнице. Ногти у него были длинные и твёрдые как когти, к тому же выкрашены в чёрный цвет. Рядом на столе помещался мутный стеклянный шар на каменной подставке и песочные часы, где из верхнего конического отсека в нижний бежала струйка. Ещё стояло чучело ворона с блестящим глазом, что, казалось, взирал прямо на Тойво. У стены шатра была установлена жаровня, над которой вился дымок. К ней притиснулся ещё одни столик, заваленный пыльными книгами в тяжёлых окладах. Поверх книг лежала невымытая после еды миска с ложкой.