То, что это не крысы, Тойво понял сразу.
У них тоже имелись маленькие лапки и длинные хвосты, глаза в свете свечи блеснули жёлтым. И покрыты они были коротким ворсом или чем-то на него похожим. Серым, словно бы состоящим из свалявшихся клочьев пыли. Они перемещались на задних лапах, лишь для большей скорости опускаясь на передние. Величиной с упитанную кошку. А пасти - широкие, зубастые, больше похожие на рты. У некоторых по хребту тянулись шипастые выступы, а у других с боков свисали складки наподобие кожистых крыльев.
Когда они обернулись на Тойво - в их глазах... эти глаза не были глазами животных. То были глаза разумных существ.
Тойво застыл с поднятой над головой скалкой. Серые существа тоже замерли. Стояли, тесно сбившись в углу, и глазели на него. Он на них, а они на него. Одно из существ расположилось прямо на стене, прилипнув к её поверхности, точно ящерица. Ящерица размером с хорька.
Сколько длилась немая пауза неизвестно. Но вот существа вздрогнули, послышался тихий шелестящий писк. И они резво принялись друг за другом исчезать в идеально круглой норе, что обнаружилась в самом углу кладовой. Цепкие лапки, ушастые головы и шипастые хвосты ныряли в подрагивающий мрак норы. Последней туда сползла по стене огромная "ящерица". И...
И Тойво с трудом втянул в себя воздух. Горло сжалось до узкого отверстия, так что вдох получился со свистом. Похоже, он вовсе не дышал с того момента, как ворвался в кладовую. Поднятая рука занемела, и он опустил её. Тени дрожали по стенам, бегали по полкам, кривлялись на полу. Это они, их тени... Нет, просто тени. Тойво глядел на погрызенную мышеловку. Потом перевёл взгляд в угол, подняв повыше свечу. Стена в углу была гладкой и крепкой. Никакой норы там как не имелось прежде, так и не появилось.
Но он ведь... Руки у тогита дрожали всё сильнее. С глухим стуком выпала скалка. Тойво того не заметил. Он же видел... Эти глаза. Нора. И они...
Ослабшие пальцы выронили плошку со свечой. Грохнувшись об пол, плошка разбилась. Свеча погасла, породив на прощанье струйку дыма.
Вопя во всё горло, Тойво выбежал из кладовой. С выпученными глазами он промчался по коридору. Оказавшись в спальне, запрыгнул в кровать и натянул на голову одеяло. Ведь ещё с детства всем известно, что если укрыться с головой, то никакие кошмары тебе не страшны. Будучи в укрытии, ты в безопасности.
Тогит трясся под одеялом, боясь высунуть наружу не то, что нос, но хотя бы пятку. Каким образом он при этом уснул, для него так и осталось загадкой. И лучше бы он не засыпал.
...Сколько он себя помнил, он всегда был послушным ребёнком. Родители уделяли внимание его воспитанию. Конечно, как и всем детям, ему была присуща некая рассеянность и мечтательность. Но даже тогда он был для родителей сущей радостью. С ним никогда не возникало проблем.
Вернее, он не помнил, чтобы возникало. Он заставил себя так думать, или это родители его заставили. Вернее, помогли. После того единственного случая.
Он не вспоминал о нём все эти годы. Словно стёр его из своей памяти. Вроде что-то было, а что - забылось. Но память никуда не делась, она лишь затаилась в тёмном уголке его сознания. Ждала толчка, чтобы вновь явить себя.
И теперь всплыла, как старая коряга со дна болота.
А ведь он уже не прежний юнец - у него лысина!
Да, когда-то давно с ним случилось ужасное.
...Весенние ночи волную молодую кровь и приводят в беспорядок ещё столь ветреные мысли. Лунные ночи. Изнутри, из самой глубины сердца истекает нечто горячее и неведомое. В такие ночи бессонница правит бал.
Тойво ворочался на своём тюфяке, не находя удобного положения. Сна не было ни в одном глазу. Было душно и сердце шумно и гулко гнало кровь по венам. Он сел в кровати. В окно сияла круглая как суповая чашка луна.
Он сидел и смотрел на неё. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Странные картины застилали взор. В раскрытое окно веяла ночная прохлада, неся запахи трав, мокрой после дождя земли и ещё... чего-то живого, нарождающегося, входящего в рост. Он видел стремительный бег облаков в тёмном небе и слышал далёкую мелодию флейты.
Все его мышцы словно бы ныли от напряжения. И самому ему хотелось разрыдаться без причины, а потом оглушительно завыть подобно дикому зверю.
Лунные весенние ночи - ночи беспокойной лихорадки.
Нет, о том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Равно как и о том, чтобы сидеть без движения и тупо смотреть в одну точку. Луна сияла, луна звала. И он последовал её зову.
Не обуваясь, стараясь не шуметь и не разбудить родителей, Тойво выбрался на улицу через окно. Снаружи было свежо, было прекрасно. Его взопревшее тело пронзила бодрящая молния. Ночь пахла совсем не так, как день. Здесь в воздухе было разлито волшебство. Он набрал его полную грудь, а затем выдохнул. Но часть оставалась внутри. Он больше не мог сдерживать это в себе. И не знал, как это выплеснуть.
И тогда он побежал.
Он бежал по тропе мимо знакомых холмов, двери в которых были крепко заперты, а окна темны. Он бежал мимо покоящихся телег и сложенных аккуратными горками поленец дров. Загребая голыми ступнями землю, глубоко дыша и улыбаясь, бежал прямо, не думая, куда приведёт его дорога, лишь бы она не заканчивалась. Он бежал в ночь.
А оказался на берегу Свитки.
Тогиты побаивались большой воды и лодками пользовались без охоты, лишь при крайней необходимости. Сейчас такая необходимость была. Он отвязал от подмостков единственную лодку, сел и начал сильно работать вёслами. Он взопрел, рубаха промокла на груди и в подмышках. Добравшись до другого берега, он выскочил из лодки и побежал дальше. Пока в его молодом теле оставались силы, он не мог остановиться.