Он разглядывал площадку и, когда я подошла, никак не отреагировал. Я хотела задать вопрос, зачем он меня вызвал, но почему-то не смогла. А когда он повернул лицо, я…
На меня не действует мужское очарование. У меня развитый ум и сильная воля, я не подчиняюсь их так называемому обаянию. Что касается этого – то я все-таки должна признать, как для протокола: когда он взглянул на меня сквозь свои черные очки, я почувствовала, как по телу прошла колючая волна. Описать это ощущение сложно. От него исходила какая-то сила, непонятная, но ощутимая физически. Даже мурашки побежали по коже.
– Говорите, – произнес он.
Таким тоном можно и приказ отдавать, и обольщать девушку. Но только я не верю в магию обольщения.
Я четко, стараясь придерживаться фактов, описала жертву, рану, испуг ротвейлера и служебной собаки.
Мой собеседник выслушал, не показав эмоций. Наконец спросил:
– Кто мог напасть? Говорите честно.
Меня удивило требование честности в такой ситуации. А как я еще могу действовать, выполняя свою работу?
– По характеру раны трудно наверняка определить, кто убийца, – ответила я.
– А ваше личное мнение?
– Понятия не имею, кто бы это мог быть, – пожала я плечами в полной растерянности.
– Вокруг жертвы есть следы?
Я снова пожала плечами и сказала, что как раз собиралась это выяснить, когда меня позвали.
– Хорошо, я найду вас позже, Авдотья…
– Криминалист Чернова, – поправила я.
Мой странный собеседник шагнул в кусты и будто растворился в них. Если бы не шорох веток, можно было бы решить, что никого здесь и не было.
Что-то неприятное я почувствовала во всем этом. Честно говоря, мне просто стало не по себе. Малоприятное чувство, должна заметить.
Среди оперов, травивших горло табаком, я нашла Замахина и спросила, что это был за тип и откуда взялся на нашу голову. Юра выпустил струю ядовитого дыма и, лениво разгоняя его ладонью, усмехнулся:
– Привет, звезда криминалистики. В чем вопрос?
– Ты сказал, что меня вызывает какой-то начальник. – Я указала в сторону кустов.
– Я сказал? – удивился Замахин. – Какой начальник? В кустах?! А говорили, ты не пьешь. Только трупы уважаешь. Когда успела поддать?
– Для розыгрыша место и ситуация неподходящие. Говори, кто это был?
Замахин кинул под ноги недокуренную сигарету:
– Доша…
Опять эта фамильярность… Я едва сдержалась, чтобы не ответить ему.
– Как я мог сказать тебе что-то, когда только что поздоровался с тобой? Элементарно, Авдотья, душа моя.
Разговор становился бессмысленным. Его следовало оборвать немедленно, пока меня не записали еще и в сумасшедшие.
Я отдавала себе отчет, что это «мутное» дело наши коллеги постараются закрыть как можно скорее. Взять убийцу для них проще простого. На помойке найти собаку, экземпляр покрупнее, пристрелить и привезти тело к нам на экспертизу.
Что касается жертвы нападения, то опера к ней жалости не испытывали вовсе. У них вообще мало что вызывало жалость. Как я вскоре выяснила, растерзанный мужчина был не лучше бешеного пса: некий Иван Мягков (кличка Мякиш), мелкий бандит, успевший легализовать бизнес. Несколько раз попадал за драки и стрельбу в общественном месте, но суды были подозрительно мягки к его проступкам. За ним числилось кое-что посерьезней, но доказать ничего не смогли. Выходило так, будто бродячая тварь свершила правосудие – это мне уже потом пояснили коллеги из РУВД, чтобы я не особо проявляла рвение.
Чтобы не допустить беззакония, я тщательным образом провела осмотр тела. В заключении отметила особенности раны: чистые, ровные края, словно обработанные хирургическим инструментом; отсутствие чужеродной слюны, что еще раз доказывало: человек погиб не от нападения животного. Во всяком случае, такое ранение не могло нанести ни одно животное, обитающее в городе, включая самые крупные породы собак. Это я подчеркнула особо. Конечно же, я не могла написать, что Ивана Мягкова убило какое-то фантастическое существо. Меня бы просто не поняли. Но и того, что я написала, было вполне достаточно. С такими выводами нашим сыщикам будет трудно притащить в суд шкуру убитой дворняги. Пусть меня за это ненавидят, но такие факты нельзя будет оспорить. Закончив работу, с чувством исполненного долга я собралась домой.
Он вошел слишком тихо. Как призрак. Когда он оказался в лаборатории и сколько времени находился у меня за спиной, я не знаю. Я повернулась, чтобы уходить, и увидела его. Он стоял почти вплотную и смотрел на меня сквозь свои черные очки. Я опять ощутила неприятную волну щекотки, будто искры прошли по всему телу. Мой пульс резко подскочил, но я не подала виду, что меня удивило его появление. Глупо было бы задавать вопрос: «Как вы сюда попали?» Уж если он был здесь, значит, кто-то его впустил, значит, он имел право войти.