Выбрать главу

Нам кажется: жизнь - игра,

мы мучаемся до утра

и всё же не верим в это.

Нам кажется: смерть - капкан,

с годами пружина всё туже...

А смерть - это самообман,

человек не умрет от ран,

пока он кому-то нужен...

В этом стихотворении было еще много строф, но Лигум не стал продолжать, потому что с помощью заранее вставленного в ухо "супер-аудитора" - крошечного устройства, воспринимающего звуковые колебания на большом расстоянии и усиливающего их - услышал, как где-то в недрах особняка раздалась сложная трель, состоящая из трех длинных и трех коротких стаккад. Кто-то звонил во входную дверь, явно используя условный сигнал.

Он прислушался к ровному горячему дыханию на своем плече.

- Мадлена, ты спишь?

- Ага, - промурлыкала она. - Причем сплю наяву... Кстати, от близких людей я больше привыкла слышать обращение "Лена".

- Учту на будущее, - сообщил Лигум, продолжая прислушиваться к звукам, доносившимся из недр здания.

- А у тебя действительно нет имени?

Он колебался всего одну секунду (но все-таки колебался!):

- Действительно.

- Бедняжка! - вздохнула она. - А давай я тебе сейчас дам имя? А? Не могу же я обращаться к тебе только по фамилии, да и не сократить ее так, чтобы это нормально звучало!.. Не "Лигуша" же мне тебя называть!

На втором этаже послышались твердые сухие шаги, которые направлялись к лестнице.

- Зачем? - спросил он. - Зачем мне имя?

- Как это зачем? - От волнения Мадлена даже приподнялась на кровати. - Ведь у всех же есть имена!.. У всех людей! - (Лигум кусал в темноте губы). - Ну, ладно, если у вас так не принято, то давай... давай я назову тебя понарошку... только для нас двоих. И никто-никто - обещаю тебе - не будет об этом знать, только ты да я!.. Согласен?

Лигум вздохнул.

- Ну давай, - согласился он. - И как же ты меня назовешь?

Она на секунду задумалась, рисуя нежным пальчиком замысловатые узоры на его груди.

- А ты сам какое имя хотел бы носить? - наконец осведомилась она.

Шаги спустились на первый этаж и замерли, словно решая, куда направиться дальше.

- Лена, - сказал Лигум, - а что ты будешь делать, если твой отец сейчас постучит к нам в дверь?

Она тихонько засмеялась:

- Боишься, да? Эх ты, а еще хардер!.. Сразу видно, что у тебя небогатый опыт по части лазания в девичьи комнаты по ночам!..

- А все-таки?

- Конечно, громко скажу, что я уже давно сплю. А ты тем временем спрячешься под кроватью!..

- Под кроватью нельзя, - серьезно сказал Лигум. - Там пыльно, и я обязательно чихну.

Шаги удалились в сторону входной двери. Вскоре оттуда донеслись тихие неразборчивые голоса, а потом шагов стало больше, и они теперь накладывались друг на друга. Судя по всему, отец Мадлены и ночные гости направлялись на кухню.

- Лена, а кто твой отец?

- У-у, - протянула она нарочито тоскливым голосом, - давай не будем об этом, хорошо? А то я действительно быстро усну от скуки!..

- То, чем он занимается, так скучно?

- Любая научная деятельность, мне кажется, скучна и безнравственна.

Лигум невольно вздрогнул. Неужели она знает, чем занимается ее отец? Но тогда непонятно, почему она разрешила, в сущности, незнакомому молодому человеку, да еще и хардеру, забраться в ее комнату через окно, для чего ей пришлось отключить на несколько секунд систему домашней сигнализации. Между прочим, системка еще та... мимо ее датчиков и комар вряд ли сможет пролететь незамеченным в дом...

- Так он - ученый?

- Молекулярный биолог.

- Звучит красиво.

- На самом деле - тоска смертная. Бесконечные опыты, статьи, корпение до самого утра в подвале...

- В подвале?

- Ну да, там у отца устроена домашняя лаборатория. Он ведь даже дома не может не заниматься своей наукой!..

- А вход в лабораторию, случайно, находится не в кухне?

- А ты откуда знаешь?

- Я тоже иногда кое-что угадываю...

Теперь понятно, почему после того, как Касальский и его ночные визитеры скрылись на кухне, оттуда в высокочувствительный микрофон "супер-аудитора" не доносится ни малейшего звука. Значит, пора...

Лигум погладил Мадлену по волосам.

- Слушай, ты, хитрец, - вдруг сказала она. - Не заговаривай мне зубы! И не пытайся перевести разговор на другую тему. Мы, кажется, говорили о том, какое имя тебе бы подошло...

- Лучше поцелуй меня, - попросил он, зная, что это будет их последний поцелуй.

Она прикоснулась своими мягкими губами к его рту, и он вновь с болью и сожалением ощутил тепло ее тела.

Однако, было уже слишком поздно что-то менять.

Лигум сдавил в кулаке капсулу струйного инъектора, вводя дозу снотворного в шею девушке. Когда ее тело обмякло, а дыхание стало ровным и размеренным, он встал и торопливо оделся.

Перед тем, как выскользнуть из комнатки, глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, готовясь к стремительному броску. Он знал, что сигнализация в доме сработает, едва он переступит порог спальни Мадлены, а значит действовать надо будет очень быстро, чтобы успеть застать профессора Касальского и его гостей с поличным.

Вопреки его опасениям, ни воя сирены, ни прочих звуковых эффектов не последовало. Однако, он не сомневался, что каким-то образом компом известит своего хозяина о необъяснимом вторжении неизвестного в особняк.

Вход в лабораторию был в виде люка в полу небольшой кладовой, пристроенной к кухне. За ним оказалась довольно хлипкая лесенка, прочность которой Лигум решил не испытывать. Он слетел вниз, лишь опираясь на гладкие пластиковые перила, и устремился по узкому и тесному коридорчику, освещенному бактериоцидными лампами. В голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как в Академии на занятиях по тактике они упражнялись в прохождении лабиринтов с неизвестными препятствиями.

Здесь, однако, как видимых, так и невидимых препятствий не было. Коридорчик быстро закончился, и Лигум ворвался в небольшую комнатку, где стоял ряд кресел, как в какой-нибудь общественной приемной. В одном из кресел сидел детина, массивный, как комод эпохи Средневековья. Он что-то разглядывал на экранчике своего комп-карда. Увидев хардера, он вскочил и испустил одно из тех словечек, которые так любят вставлять в свои произведения авторы зубодробительных боевиков и на основе которых критики потом признают книгу написанной "живым, сочным разговорным языком".

Это, однако, не помешало Лигуму приступить к произнесению Формулы Предупреждения:

- Я - хардер Лигум. Прошу оказывать мне всестороннюю помощь и содействие при выполнении мною важной задачи...

Закончить Формулу ему не пришлось. "Комод", видимо, слишком извращенно истолковал пункт об оказании помощи, потому что в руке его вдруг появился импульсный излучатель. Пустить в ход его он, правда, не успел. Лигум ударил дважды, и каждый из его ударов относился к категории тяжко травмирующих. Детину отбросило в угол и накрыло обломками кресла.

Лигум кинулся к бронированной двери в противоположной стене, но она отказалась открыться. Тогда он достал из кармана компакт-веерник, который в сложенном виде занимал не больше места, чем комп-кард, и превратил его в плазменный автомат. Двух точечных ударов по блоку электронной защиты и веерной очереди по дверным каналам передачи команд хватило, чтобы створки двери, натужно визжа минитурбинами и дымясь, послушно разъехались в разные стороны.

С автоматом наперевес, Лигум ворвался в довольно обширное квадратное помещение, которое было битком забито причудливыми приборами и устройствами.

Касальский сидел за центральным пультом у скрин-окна, сосредоточенно щелкая клавишами и тумблерами. В углу раздавалось надсадное гудение. Оно явно исходило от высокого серого параллелепипеда, с обеих сторон которого виднелись продолговатые дверцы.

На появление хардера биолог не отреагировал. Лигум зачитал ему Формулу Предупреждения. По закону, с этого момента неподчинение требованиям хардера со стороны других людей могло быть истолковано им как преднамеренное сопротивление и давало ему право на применение любых мер, вплоть до силовых, с целью выполнения своей задачи.