— Вот как? Почему?
— А потому, Саша, что ваше выступление было очень, гм… экстравагантным, что ли. Так наши артисты не выступают.
— Ну так мы и старались выступить не обычно, — аргументировал Саша, сказав абсолютную истину, после чего добавил ещё: — Именно этого мы и добивались.
— Добивались и добились, — хмыкнул собеседник. — И теперь я тебе вот что скажу, — он стал ещё серьёзней. — Сейчас, Саша, нам нужно подумать, как нам над тобой разогнать сгущающиеся тучи. Скажу сразу, твоё выступление повергло наших людей в шок. Многим оно понравилось, но очень многим нет. Они пишут письма в различные инстанции и требуют суда над всеми вами. Над всеми, кто это учинил.
— Суда? За что?
— За то, что вы, с «зиловским» ансамблем, испортили образ советского человека перед мировой общественностью.
— Фигня всё это, — не согласился я. — Не портили мы ничего. Наоборот, устроили так, что половина мира впала в экстаз. Да и вообще, как образ нашего человека можно испортить?
— Не знаю, как… но знаю, что наш МИД, по некоторым сведениям, получил множественные петиции. И во всех них речь идёт о вашем ВИА и о тебе.
— И что буржуи?
— Ну, всей полнотой информации я не обладаю, — начал вилять собеседник, — но вроде бы…
— Не томите, пожалуйста! Скажите, как есть. Ругают? — поторопил его я.
— Наоборот. Хвалят! — ошарашил меня Хмельков. — И мало того, они, вроде бы, хотят пригласить ваши коллективы на гастроли.
— Все? И «Берёзку»?
— Не знаю…
— Если что, без «Берёзки» не поедем, — самодовольно заверил я, но всё же образумился и сказал то, что надо: — Если, конечно, партия и правительство так посчитает.
— Посчитает, посчитает. Не переживай. И не только это! Хочу тебе сказать, что для некоторых наших советских граждан, ваше выступление и поведение не приемлемо, — он встал с дивана и, заложив руки за спину, стал прохаживаться рядом с дверью: — Они говорят, как раз нравится Западу, значит вы их шпионы и сателлиты. Уяснил? И это не шутки. Они говорят о подрыве из вне наших советских ценностей! — подошёл ко мне и склонившись постоял пару секунд. Затем распрямился и, махнув рукой, продолжил: — Я понимаю, что ты молод и многого знать и осознавать пока не можешь, но поверь, сейчас идёт серьёзная разборка по поводу этих ваших гастролей. Многие не понимают, как вообще вам разрешили выступать. Да ещё в таком, гм… такой, эм… не обычной манере.
— Ясно, — хмыкнул я и, решив, что прелюдии закончены, попытался перейти к сути: — Так зачем Вы мне обо всём этом рассказываете?
— А затем, что мы хотим тебе помочь. Мы очень не хотим, чтобы твой талант пропал. И, так как ты житель нашего города, наше руководство готово прийти к тебе на помощь и помочь полностью раскрыть твой дар. Скажи, что ты планируешь делать и чем наш город и партия может тебе помочь?
В очередной раз хмыкнув, я не стал лепить различные реальности и иносказания, а, посему, набрав побольше воздуха в лёгкие, взял да выдал: — Я хочу снять ещё один фильм. И снять его, я хочу на Кубе! Помогите!
— Э-э…
Пришлось рассказывать…
Сюжет вызвал интерес, подбор актёров заставил вступить в дискуссию, а вот место съёмок визави привело к замешательству. Идея снимать на Кубе ему категорически не нравилась.
— Саша, я всё понимаю. Ты уже снял один великолепный фильм. Очень хороший получился, несмотря на то, что ты снимал в первый раз. Мы ни капли не сомневаемся, что будущая картина будет не хуже. Мы готовы помочь. Наша московская студия Горького готова помочь. Но почему именно за границей ты хочешь это снять? Почему не у нас?
Пришлось вновь рассказать о зиме, джунглях и о том, что среди ёлок Подмосковья «Хищник», хоть и будет смотреться не плохо, но всей атмосферы передать вряд ли сможет. Да и грибники, после премьеры лет пять-десять в лес не сунуться.
Не убедил… Тот, конечно, говорил, что понимает, что сделает всё возможное, однако на деле было ясно, что по загранкомандировке он мне не помощник.
«Что ж, на нет и суда нет».
Ещё немного поговорили и стало ясно, что пора прощаться.
— Вот что, хочу тебе ещё сказать. Когда, и, если вдруг, тебя будут в чём-то обвинять или же возникнут какие-нибудь проблемы, ты сразу звони вот по этому номеру, — он взял со стола блокнот и вырвал из него лист, на котором, действительно, было написано семь цифр. Какой можно было сделать вывод? Да очень простой — он с самого начала знал, что даст мне телефон для экстренной связи и записал его заранее. — Если вдруг что, звони. Поможем, чем можем.
— Хорошо. Ладно. Спасибо, — пожав плечами, расстроенно произнёс я и убрал листок в карман джинсовой куртки. Да, я надеялся на большее. Но не срослось. Что ж, будем искать ещё варианты. Может быть ведомство Устинова захочет проявить интерес в нужном мне направлении? Ведь мы же с Кубой союзники?