Ну а сейчас я ехал в неизвестность, ибо было не очень понятно, что от меня хотят в Минкульте. Зачем пригласили? Да ещё и в два разных кабинета? Что им от меня надо-то? Сколько не думал, сколько не размышлял, сколько не чесал затылок, а так внятного обоснования придумать и не смог. Единственное предположение, которое приходило на ум: они хотят со мной обговорить прошедшие гастроли. Если так, то ОК, обговорим. Других вариантов, что им от меня понадобилось, я не видел. Впрочем, нет. Был ещё один. Но я не был уверен, что он может так быстро разрешиться. Деньги. А точнее суммы моих гонораров за творческие изыскания мы так ещё и не утрясли. И вопрос этот, нужно сказать, рос с каждой секундой. Как говориться: «Не по дням, а по чесам». И там воистину было чему расти, ибо фильмы и пластинки в мире были настолько популярны насколько вообще может быть популярны музыка и кино.
А тем временем, не долгий путь для путника закончился и без десяти девять я был в министерстве.
На проходной сообщил, как меня зовут, и о том, что мне назначена аудиенция в 401 кабинете: «Меня ждут». Вахтёр посмотрел в какой-то журнал и, кивнув, направил меня на четвёртый этаж.
— Евсеев, там Васин пришёл? Я ему на девять назначал, — произнёс селектор секретаря-референта, который в течение пяти минут косился на меня, сидящего на стуле в приёмной, исподлобья.
— Да, Алексей Гаврилович. Он тут.
— Давай его сюда, — прошипел аппарат серого цвета и умолк.
Секретарь встал, подошёл к двери, открыл её и вполне добродушно произнёс: — Александр, проходите, пожалуйста. Вас ждут.
Поднялся и, подойдя к адъютанту, двадцати-двадцати пяти лет, негромко спросил: — Извините, не знаю, как Вас величать по имени отчеству…
— Просто — Антон Евсеев.
— Очень приятно — Саша. Так вот Антон, не подскажите кто такой этот Алексей Гаврилович?
— Товарищ Жирин — исполняющий обязанности первого заместителя министра культуры СССР товарища Демичева.
— Ага. Ясно. Спасибо, — кивнул пионер и направился поглядеть кто замещает заболевшего Мячикова.
Вчера вечером, кроме прочих звонков, набрал номер Кати. Поинтересовался о здоровье её папы. Оказалось, что всё более-менее — идёт на поправку и врачи пообещали через пару дней отпустить пациента домой. Обрадовался этой новости, ибо с «тестем» работать было вполне себе не плохо и, отклонив предложение красавицы порепетировать прямо с утра следующего дня, распрощался, решив, как будет время навестить больного замминистра лично.
Ну а пока, мне предстояло начать работать с другим гражданином…
…А гражданин оказался тем ещё неадекватом. Прямо с порога, даже не представившись, он начал орать на меня так громко, что казалось его визг и писк услышит вся Москва. Сыпля обвинения, как сеятель раскидывает семена, он сочными и яркими красками расписывал моё прошлое, добавляя серых тонов, переходил к унылому настоящему и, откровенно вливая чёрный колер, описывал мне моё мрачное и унылое будущие. Каких только обвинений там не было, в чём он меня только не обличал и не изобличал: и в госизмене, и в сотрудничестве с иностранными шпионами, и в приспособленчестве, и во вредительстве, в потакании империалистическому западу, и в дискредитации советского строя и общества, и в отречении от заветов вождей, и много ещё в чём. В том числе и: — Ты уже более трёх месяцев тут ошиваешься! Прижился тут! Тёплое место себе нашёл! Не смей возражать — я справки наводил! Ни разу тебя и твой ансамбль на собрании комсомольской организации Московской филармонии, куда вы все приписаны, никто не видел! Ни-ра-зу там не были!
— Ну так нас никто и никуда не звал, — решил возразить я, попытавшись вразумить товарища, но тут же опомнился, посчитав, что тем самым пойду на его поводу. А посему почесал нос и спросил прямо в лоб: — Слышь, мужик, вот ты тут разными обвинениями сыпешь. Обвинил меня чёрте в чём. А ты вообще кто?
— Я замминистра, сопляк! И ты мне «не тычь»!
— Ну так и ты мне «не тычь», — контратаковал Вася, пропустив «сопляка» мимо ушей.
Ну и, разумеется, мгновенно получил в ответ небольшой пятнадцатиминутный монолог на тему: «Недостатки культуры молодёжи в общении со старшим поколением и её пренебрежение к маститым и заслуженным», который по сути своей сводился к тезису: «Я начальник, поэтому грубить могу. А ты — просто Васин, поэтому молчи в тряпочку и внимательно слушай что тебе говорят». Нет, конечно, я — Васин, но совсем не тот Васин, который мог бы просто промолчать.