Михаил Ахманов
Куба, любовь моя
И молвил Сатана:
– Сотворю я чудовищ, и будут они терзать род людской из века в век, пить кровь мужчин, и женщин, и младенцев, не щадя никого, и будут они долговечны, безжалостны и сильны, неуязвимы, хитры и коварны – так, что не сможет бороться с ними ни один из сынов Адамовых.
В ответ на это Господь усмехнулся и заметил, что на всякую хитрую задницу найдется свой штопор.
Интернациональный долг
Самолет приземлился в аэропорту Гаваны ночью, в три двенадцать по местному времени. Это был спецрейс, и в просторном салоне лайнера кроме нас с Анной оказалось всего два десятка пассажиров, прилетевших на остров Свободы по делам бизнеса или, возможно, поохотиться на меч-рыбу и других чудовищ карибских морей. Рассосалась эта публика быстро – я и глазом не успел моргнуть, как последний из наших спутников исчез в проеме люка.
Анна спала, уютно устроившись в мягком кресле. Я взял ее на руки; шелковистые волосы щекотали мне ухо, шею обдувало теплое дыхание. Поцеловал ее в нос, потом – в висок, но моя жена и боевая подруга не проснулась. Тогда я направился к выходу, где нас с улыбкой поджидала стюардесса. Она глядела на меня и Анну так, как обычно смотрят на молодоженов: умиленно и с легкой завистью. Я кивнул ей и спустился по трапу на землю.
Воздух был влажным, густым и жарким – не верилось, что едва начался май и в Москве деревья только начинают зеленеть. По нашим северным меркам, здесь, на Кубе, стояло знойное лето. Звезды были огромными и яркими, пахло морем и нагретым камнем, асфальт под ногами хватал за подошвы башмаков. Невольно мне подумалось, что свою униформу я зря прихватил – в черном плаще тут не попрыгаешь.
У самолета нас встречали двое: невысокий коренастый мужчина с роскошными усами и молодой красавец-мулат.
– Полковник Алехандро Кортес, – представился усач на отменном русском языке. Затем кивнул на мулата: – Капитан Мигель Арруба, мой помощник и заместитель. Вы – компанейро Дойч?
– Петр Дойч, – подтвердил я.
Кортес окинул Анну внимательным взглядом. Усы у него зашевелились.
– Сеньорита – ваша секретарша?
– Сеньора – моя жена и помощница, – сухо ответил я. Капитан Арруба тоже пялился на Анну, но, за неимением усов, шевелил ушами – должно быть, это означало крайнюю степень возбуждения. Я их понимал, тут было на что посмотреть: юбка у Анны короткая, а топик и того уже.
– Жена… Буэно,[1] дон Педро! В машину, пожалуйста, – произнес полковник с едва заметным акцентом.
Мы направились к открытому джипу. Из самолета уже тащили наш багаж: сундук с моим снаряжением и три огромных чемодана с нарядами Анны. Арруба сел к рулю, я, с Анной на коленях, рядом с ним, а усатый полковник устроился сзади, стиснутый сундуком и чемоданами. Я слышал, как он кряхтит и ворочается, стараясь расположиться поудобнее.
Джип тронулся, но не к зданию аэровокзала, чьи огоньки светили на краю взлетно-посадочной полосы, а совсем в другую сторону. Кажется, никто не собирался проверять у нас паспорта, шлепать в них штампы и рыться в наших чемоданах, и я решил, что таможенный досмотр не входит в понятия кубинского гостеприимства. Оно и к лучшему, если вспомнить о содержимом моего сундука.
– Едем в отель? – поинтересовался я.
– Нет, дон Педро, к вертолету, – пропыхтел за спиной Кортес. – Вы устали? Хотите спать?
– Я Забойщик, для сна мне нужно три-четыре часа в сутки, и я уже выспался.
– Но сеньора ваша супруга…
– Дон Алекс… Могу я вас так называть?
– Да, разумеется, компанейро.
– Вы, дон Алекс, за нее не беспокойтесь. Она может спать даже стоя на голове.
Молчание. Затем полковник спросил:
– Это такая русская шутка? Понимаете, дон Педро, в былые годы я учился в Москве, в Академии высшего комсостава, и владею русским как родным. Но некоторые проявления вашего юмора…
– Это не шутка, это правда, – ответил я. – Моей жене двадцать два, а в молодости сон глубок и крепок.
Сказать по правде, судари мои, я покривил душой. Анна моя – бывший вампир; она из немногих созданий на нашей планете, излечившихся от вампиризма. Самым чудесным путем, должен заметить! Во время последнего визита в Лавку меня одарили пятью голубыми пилюльками; хватило одной, чтобы сделать Анну нормальным человеком. Но без осложнений не обошлось: теперь она спит так крепко, что пушкой не разбудишь, и ест больше прежнего. К счастью, это не отражается на ее фигуре.
Мы затормозили у вертолета. Это был старенький советский Ми-8, размалеванный желто-зелеными полосками. Рядом с ним суетились крепкие парни в шлемах и камуфляже, грузили какие-то ящики и тюки. Мигель Арруба рявкнул на них, и три бойца, подхватив мой сундук и чемоданы Анны, потащили наше добро в кабину. Поднявшись следом, я устроился в кресле за спиной пилота. Анну я по-прежнему держал на руках; было так приятно ощущать тяжесть ее тела, вдыхать ее запах и чувствовать, как пряди волос скользят по моей щеке.
Полковник плюхнулся в соседнее кресло. Капитан Арруба и парни в камуфляже рассаживались за моей спиной. Повернувшись, я пересчитал их: ровно дюжина, все с «калашами» и гранатометами. Еще у них были длинные, слегка изогнутые клинки, которые в здешних краях зовутся мачете. Похоже, тертые ребята; кое у кого шрам на роже или пальца не хватает. Но, конечно, с вампирами они дела не имели.
Заметив, что я их разглядываю, Кортес сказал:
– Взвод личной гвардии команданте. Сопровождают нас в качестве боевой поддержки.
– Компанейрос ветеранос, – добавил Арруба.
Вертолет поднялся в воздух, сделал круг над взлетным полем и устремился на юго-восток. Огни Гаваны мелькнули под нами и скрылись в темноте. Прощай, теплое море! – сказал я себе. Прощайте, солнечные пляжи, уютные отели, рестораны, авениды с пальмами и танцы под луной! Прощайте, сиесты, карнавалы и стройные мулатки, пляшущие сальсу! Анна будет очень разочарована. Еще бы! Три чемодана нарядов! Кажется, даже палантин из норки прихватила… А зачем?..
Кстати, о мулатках. Лететь на Кубу я собирался в одиночестве, но Анна не пустила. Мы с ней три года состоим в счастливом браке, и вроде бы она уже привыкла, что работа есть работа и не стоит таскаться за мужем по пятам, ибо его занятие весьма опасно. Тем более что у нее свои дела, лекции, семинары, сессии, курсовые и прочее, и прочее, что положено студентке-филологу. Но с Кубой она уперлась, как дрель в стену. Стена – это я, вот и начали меня сверлить. Собираю я свой сундук, а моя ласточка подбоченилась, ножку выставила и говорит:
– Один не поедешь. Я тоже хочу за границу.
– Вернусь, в Париж наведаемся или в Лондон, – отвечаю.
А она:
– Что мне Лондон, что Париж! Моя специальность – испанская филология!
– Ну, давай в Испанию отправимся. В Мадрид, Толедо и Севилью. На пляжи в Коста-Браво. В Малагу съездим, в Гренаду, Кадис. Херес будем пить и танцевать до упаду.
– С тобой потанцуешь! Да и были мы в Испании уже два раза!
– Ну и что, солнышко, в третий раз поедем, – говорю, укладывая в сундук свой «шеффилд». – Испания не какая-то Франция или Швейцария, Испания – королевство! Монархию надо уважать, не так уж много их на земле осталось. К тому же в Кадисе и Гренаде мы не были. А из Кадиса сам Христофор Колумб…
Она как притопнет!
– Ты ничего не понимаешь, Петр! Я теперь в Латинскую Америку хочу! Пусть не в Бразилию, не в Аргентину, так хоть на Кубу! На Кубе тоже хорошо – пальмы, океан и пляжи с золотым песком… – Тут в глазах у нее появилось этакое мечтательное выражение. – Еще карнавалы, мулаты в белых штанах и мулатки-шоколадки… Ты мужчина видный, и одного я тебя к ним не отпущу!
– Вот как! Ревнуешь, значит! Однако, дорогая, на Кубе полный социализм. Мулаты, может, сохранились, а никаких мулаток-шоколадок нет.
– А куда они делись, дорогой?
– Ну, не знаю… трудятся, где велено… официантками, штукатурами, портнихами… в полиции служат… В общем, все при деле.