— Еще существует краеугольный камень, о нем что-нибудь можете сказать?— поинтересовался первый третий.
— От слова «край» и «угол», и этим достаточно сказано, — неохотно проговорил отшельник. — Но, пожалуй, довольно о камнях. Есть у меня одна действительно необыкновенная вещица.
Протянув руку, он взял с полки небольшую коробочку и поставил на стол. В коробочке под стеклянной крышкой дрожала стрелка, один конец которой был белый, другой — черный. Она какое-то время колебалась вокруг точки крепления, а потом успокоилась. Белый конец стрелки был направлен в сторону северной стены комнаты.
— Это указатель севера, — сказал отшельник. — В каком месте его ни поставить, белый конец стрелки всегда будет показывать на север. Это удивительно и необъяснимо. Два раза по нескольку дней непрерывного воздвижения мысли мне ничего не дали. Я так и не приблизился к пониманию этого явления.
— Удивительная вещь, в самом деле, и стоит того, чтобы выпить по этому поводу, — сказал второй третий. — Есть там еще вино в кувшине?
— А драться-то будем или нет? — спросил первый третий.
21
Два человека в схватке кружили по комнате, переступая ногами.
На одном был халат, у другого рукава широкой одежды были стянуты ремешками с серебряными пряжками.
У одного в руке была явара, у другого — кубатон, правильно называемый куботаном.
На первом круге один энергично размахивал кулаком с зажатой в нем яварой, а другой производил осторожные движения рукой с куботаном.
На втором круге один попытался нанести другому удар яварой в чувствительную точку под ухом, а другой сделал попытку ударить одного куботаном в чувствительную точку на сгибе локтя.
На третьем круге один уклонился от удара куботаном, направленного в чувствительную точку на плече около шеи, а другой отбил удар яварой, направленный в чувствительную точку под ребрами слева.
На четвертом круге один и другой обменялись серией быстрых ударов яварой и куботаном, ни один из которых не достиг цели.
На пятом круге один отбросил в сторону свою явару, а на шестом круге другой выпустил из руки свой куботан, неправильно называемый кубатоном.
На седьмом круге один схватил другого правой рукой за ворот одежды и левой рукой — за рукав выше локтя, а другой схватил одного правой рукой за полу халата и левой рукой — за рукав у плеча.
На восьмом круге один и другой пытались повалить друг друга, делая попытки провести прием типа броска или подсечки.
На девятом круге один и другой упали, при этом один оказался сверху, а другой — снизу.
Так человек в халате выиграл поединок и сохранил свое имя: «Эф третий», — а человек с пряжками проиграл и взял из тетради в переплете из луба новое имя: «Фа четвертый». Впрочем, он не переживал по этому поводу. Говорил даже, что это новое имя ему нравится больше старого.
22
Эф третий, человек в халате, лежал сверху на человеке с пряжками и думал, что лежать на человеке Ю было гораздо приятнее. Но чем именно это было приятнее, он не мог себе объяснить. Более того, в ту ночь, в темной комнате после короткой схватки, навалившись телом на тело, он не чувствовал, что это в какой-то степени может быть приятно.
С этого времени у третьего возникла навязчивая идея насчет того, чтобы под каким-нибудь предлогом вызвать человека Ю на рукопашный поединок, в котором он мог бы повалить его на пол и лечь сверху.
Но человек, конечно, высмеял бы такое предложение. Эф представлял, как тот говорит: «Ты не с ума ли сошел, господин третий в халате?» Да и нереален был такой поединок ввиду разницы в весовых категориях. Собственно, и на будущую встречу с человеком рассчитывать не приходилось, потому что по стечению обстоятельств и как бы даже помимо своего желания Эф задержался у отшельника Хо больше, чем на сутки, и ясно было, что господа длинной воли не станут ради него оставаться лишнее время в негостеприимном городе.
Иногда Эф третий думал, что было бы здорово встретиться с человеком Ю у краеугольного камня, когда они оба найдут туда дорогу, но душа омрачалась чувством вины за грубый пинок в начале знакомства — чувством, разумеется, недостойным господина свободной воли.
23
В комнате отшельника Эф третий и Фа четвертый переночевали, поддавшись на уговоры двенадцатого, который сильно не рекомендовал выходить на улицу во время праздника.
— Что ж, разве я не смогу постоять за себя? — возражал третий, трогая рукой свой нож за голенищем.
— Да и мне, я думаю, нечего бояться, — говорил четвертый.