— Не буду спорить, — сказал девятый, — но у нас сейчас свои высоты мысли и свои ее глубины. И разве не увидим мы нечто необыкновенное, если тому козлу, оставив ему длинный рог, клыки, пружины на копытах, приделать еще орлиные крылья с их мощным размахом?
— Да! — радостно воскликнул пятый. — И если такие же крылья приделать собаке, не отнимая от нее данные прежде рога и кривые когти, то можно поставить вопрос: кто из них воспарит выше на своих крыльях?
— Не воспарит никто, — сказал третий, — вес не позволит. И черепаха на колесах не сможет катиться по реальному песку и болоту. И не сможет залезть на дерево снабженная когтями собака.
Кто-то засмеялся и тут же умолк.
Первый постучал по столу рукояткой ножа.
— Скажу то, что должно быть сказано, — проговорил он. — Нас здесь некоторое число суверенных индивидов, самоценных и самодостаточных, каждый из которых равен лишь самому себе. Но я вижу, что один из сидящих за этим столом равен не себе, а кому-то другому.
Все посмотрели на третьего. Он спокойно ответил взглядом.
— Да, — сказал пятый, — одному из нас, видимо, недоступна вечная полнота радости, с которой свободная мысль поднимается к своим высотам.
— Один из нас не участвует в общем движении мысли, а только ставит препоны, обрубает корни, подрезает крылья, — сказал девятый.
— Один из нас спутал карты, которые легли нам в руки, — пробормотал двенадцатый.
«И он туда же со всеми, — подумал третий. — А я, значит, не вписываюсь в компанию. Что ж, не очень и жалко».
И он продолжал пить и есть, так же, как прочие сидящие за столом пили и ели.
71
Эф третий ел и пил за столом вместе со всеми.
Чья-то услужливая рука с кувшином протянулась налить в чашку вина, и третий узнал эту руку, ее запястье, пальцы, ногти на пальцах. Человек Ю? Третий вздрогнул и обернулся. На пол полетело задетое локтем блюдо. Третий отодвинул кресло, нагнулся к полу собрать осколки, что, разумеется, было совершенно лишним, и оказался лицом к лицу с человеком. Это действительно был Ю, вернувшийся к своей старой роли.
— Не вышел из тебя господин свободной воли, третий в халате, — усмехнулся человек.
— Да я сейчас вроде бы уже и не в халате, — пробормотал третий и вернулся в кресло.
Люди длинной воли смотрели на него все как один с общим для всех выражением лиц, и отшельник Хо не отличался от прочих.
— Вы видите, — сказал первый, — один из нас называл себя господином свободной воли, но оказалось, что он даже не господин.
— Никогда так не будет, чтобы господин занимал место слуги, — сказал пятый.
— И чтобы слуга занимал место господина, — сказал девятый.
— В этом случае господин будет не господин, а слуга — не слуга, — сказал четырнадцатый.
— Но перестав быть господином, господин не станет слугой. И слуга, перестав быть слугой, не сможет стать господином, — сказал Хо двенадцатый (рыжебородый).
— Двое из двенадцати, — громко сказал Аш первый, — уберите от него кресло.
Двенадцать — это был дежурный наряд охранной роты, люди которого стояли вдоль стен и у двери. Двое из них шагнули со своих мест, взяли Эф третьего под руки и повели. Он оглянулся, ища взглядом человека Ю, и нашел: тот стоял у юго-западной стены с подносом в руках, а рядом — вот оказался сюрприз — был Фа четвертый, одетый как слуга в одежду цвета болотной зелени — штаны до колен и куртку, и тоже с подносом. Он ухмылялся, глядя. Третий рванулся из державших его рук, но это были сильные руки. Третий пошел, куда вели, и уже не оглядывался. Ему стало неудобно за свою одежду с ремешками на рукавах у локтя и у запястья. Выглядело, словно он оделся в подражание четвертому.
В это время дверь распахнулась, и широким шагом вошел Аш первый, солдат. За ним — Бе пятый, мастер.
«Кажется, прав был отшельник, все мы здесь, — подумал третий. — Но один из нас сидит, двое стоят, двое идут, а одного ведут. Можно ли при таком раскладе считать, что мы собрались вместе?»
72
Один Аш первый и один Бе пятый вошли в дверь (солдат и мастер), другой Аш первый и другой Бе пятый сидели за столом (господа длинной воли). Что-то должно было случиться.
Аш первый, господин воли, засмеялся недобрым смехом, хотя не мог ни знать, ни догадываться о том, кто именно вошел в дверь.
Люди охраны, которые вели Эф третьего, задержали шаг, словно ожидая новых распоряжений.
— Эти двое, я вижу, просят пинка, я даже и спрашивать не буду, — громко сказал господин воли. — Пинка, пинка, — повторил он и поднялся из кресла навстречу вошедшим.