Все засмеялись.
— Забавная мысль, — сказал Аш первый.
— Непонятно, как такая вообще может прийти в голову господину свободной воли, — сказал Бе пятый, который переименовался так из седьмого и затем не стал уже переименовываться обратно.
— И главное непонятно, откуда она могла прийти, — сказал Лю девятый, переименовавшийся из второго.
— Не вижу, что я сказал смешного, — возразил третий.
— Люди этого города не соблюдают обычай, — сказал Лю четырнадцатый. — Если и мы будем поступать подобным образом, устои могут пошатнуться.
— И мы уроним то, что уже не сможем поднять, — сказал пятый.
— Есть выход, — предложил четырнадцатый. — Тело нуждается в пище, которую ему приносят, но ум сам дает себе пищу. Так заменим на этот вечер пищу для тела пищей ума.
— Да, — сказал первый, — будем совместно мыслить за этим столом, не отвлекаясь на еду и питье.
— И подобно тому, как мы преодолели нравственность нравов, преодолеем мыслимость мыслимого, — сказал пятый.
— Господствуя над обстоятельствами, будем мыслить немыслимое как мыслимое, — сказал девятый.
— И открывая новые смыслы вещей, будем мыслить как немыслимое то, что считали мыслимым, — сказал четырнадцатый.
— Есть ли какой-нибудь смысл, старый или новый, в том, чтоб сидеть не жрамши, если есть способы обойтись без этого? — произнес третий, но его никто не услышал.
— Превзойдем непревзойденное и, поднявшись над сутью, увидим скрытое, — говорил первый.
— Переступим себя и пойдем дальше как новый человек, молодой мыслями, — говорил пятый.
— В руке его камень и ключ, — сказал девятый, — откроем его мысль и дадим ему слово.
В окно было видно, что люди кресел и прочие люди разожгли костер и жарят на огне мясо. Эф третий с завистью смотрел на них, чувствуя голод. Наконец он встал со своего места и тихо вышел. Его комната была пятый номер — в конце коридора слева. Он не нашел там ни вазы с фруктами, обыкновенно стоявшей у изголовья кровати, ни кувшина с водой. У стены под окном темнело пятно — словно что-то густое было пролито и после засохло. Пахло сыростью.
Оставаться в комнате не хотелось. Третий прошел по коридору обратно. У двери в зал размышлений остановился. Прислушался к голосам, которые доносились оттуда.
«Эту мысль, которую ты мыслишь, передай мне, и я с ней продолжу», — говорил первый голос.
«Отойди и отстань. Кто ее мыслит, тот ее и танцует», — отвечал второй.
«Ослы, мослы, маслины, — бормотал еще кто-то. — Масло мыслей. Мезга мозга. Миллион, мил ли он или молод. Осла ли сила? Силой мысли ослу по мослам. В моем молодом мозгу миллион милых мыслей млеют и мутно маются».
Эф третий повернул по коридору и вышел в город. Грудью вдохнул, выходя на вечерний воздух. Как человек, не как господин полной воли.
16
Эф третий шел по улицам девятого города голодный и искал место, где кормят. Улицы были узкие, мощенные камнем. Дома невысокие — в два, редко когда в три этажа. Навстречу попадались группы возбужденных людей в полосатых колпаках и шляпах с полями. Они смеялись, размахивали флажками, выкрикивали какие-то слова. Четыре веселых человека несли на руках пятого — толстого и с ног до головы мокрого. Наверное, в этот день в городе был праздник. Эф чувствовал себя уверенно и спокойно — с деньгами в поясе, среди которых были и золотые, и ножом за голенищем. Он остановился у вывески с надписью «154. Тринадцать счастливых дюжин». Из дверей под вывеской вкусно пахло жареным мясом. Третий спустился в подвал, длинный и узкий, с окнами под самым потолком, за которыми была видна крыша дома напротив и ноги людей, идущих мимо. Он заказал пирожки с белым соусом и зеленую лапшу с мясом. Спросил человека про число на вывеске, что оно означает.
— Тринадцать дюжин — это сто пятьдесят шесть, — был ответ, — а два отнимаем, чтобы число делилось на одиннадцать. Если число делится на одиннадцать, мы здесь считаем его счастливым.
— Тогда нужно было писать не «Тринадцать счастливых дюжин», а «Счастливые тринадцать дюжин», — сказал третий.
— Господин умен, а мы люди простые, — сказал человек. Он ушел и скоро вернулся. Поставил перед третьим чайник и блюдо с пирожками. Шесть маленьких круглых пирожков были выложены на блюде в два ряда по три.
Эф взял с блюда пирожок и, обмакнув в соус, положил в рот. Начинка была мясная с овощами, — не разобрать какими, но вкусно. Он оглядел помещение. Тот, кто его делал, тронулся на цифре шесть: по шесть окон с каждой стороны подвала, два ряда столиков, опять же по шесть в каждом. В окнах были рамы с тремя стеклами. «Если сложить число стекол в окнах и число ножек у столов, то как раз и получится тринадцать дюжин, — подумал третий, — а точнее, получится сто пятьдесят четыре». Он увидел, что последнее окно в ряду меньше прочих, и в нем только два стекла. «Непрост подвальчик, — подумал третий, — и не могло ли случиться так, что его, третьего, привел в это место счастливый кубик в поясе халата?»