Подобного же рода недоразумение может возникнуть, если две группы будут оставлять друг для друга метки на пути с подразумеваемым приглашением встретиться около. Каждая группа должна решить, нужно ли надеяться на то, что другая выберет предложенное место встречи, или же ей самой нужно выбрать для встречи то место, которое предлагает другая.
Конечно, проще всего было бы одной группе разделиться на две части и пойти по кругу в противоположных направлениях. Если обе поступят так, ничего страшного — встреча гарантирована. Но у нас только по два человека в каждой группе, и по разным причинам никто не хочет оставаться один. Так что способ не проходит.
Беспроигрышная стратегия состоит в том, что хотя бы одна группа должна эпизодически и случайным образом менять направление своего движения. Тогда рано или поздно окажется, что обе группы в течение достаточно длинного промежутка времени будут двигаться навстречу друг другу. И произойдет встреча — пусть не так скоро, как хотелось бы.
Нужно, однако, чтобы кто-нибудь в каждой группе догадался о том, что ходит по кругу.
144
Двое шли по коридорам в направлении, указываемом стрелками, и не знали о том, что идут по кругу.
Догадаться об этом было бы несложно, если бы коридор у каждой стрелки поворачивал бы в одну сторону, но линия круга шла сложным зигзагом, и двое проходили за кругом круг, не подозревая о том, что они кружат.
На первом круге стены коридоров были из грубо обтесанных каменных плит. Некоторые были из письменного камня. Естественные крючки и черточки на их поверхности иногда складывались в осмысленные слова: «прямо», «налево», «вверх», вниз», «найдешь», «потеряешь».
На втором круге камень стен стал более гладким. На высоте плеча в камне были укреплены железные кольца, в которые были продеты факелы, готовые к тому, чтобы зажечь их и пользоваться.
На третьем круге в полу коридора стали появляться провалы, через которые были перекинуты тонкие мостики без перил. Внизу текла вода.
На четвертом круге вода вытекала из отверстий в стенах. Стены были облицованы разноцветным камнем. Коридор иногда поднимался вверх на три или четыре ступеньки, а иногда спускался вниз на две ступеньки или на пять.
На пятом круге было все, что на первых четырех, но некоторые короткие коридоры оказывались как бы естественного происхождения — типа хода в пещере.
На шестом круге на стенах коридоров встречалась мозаика, где среди узоров были изображения грибов, рыб, неизвестных в природе животных. Иногда после очередного поворота в стене обнаруживалась ниша, в которой можно было найти круг сыра, кувшин вина, лепешку, кольцо колбасы или фонарь, заправленный маслом. Колбаса, однако, не попадалась ни разу — только сыр и лепешки.
На седьмом круге стены были гладкие и блестели. На них небольшим количеством красок были нарисованы улыбающиеся лица. Попадались таблички и указатели с надписями: «Не сорить», «Место для курения», «На себя», «Открыто», «Запрещается», «Место для уединенного размышления».
От круга к кругу изменения намекали на то, что одним путем нельзя пройти дважды. Но восьмой круг отличался от седьмого только тем, что надпись «ТУАЛЕТ» на одном указателе заменилась на «АЛЕУТ». Одна буква «Т» пропала.
И стало ясно, что нет ничего нового в этом мире.
«Что такое алеут?» — спросил третий восьмого.
145
Один говорил, трое слушали.
— Думаю, все же, что человек отличается от неделимого кубика, — говорил говоривший. — Один из них, можно сказать, — индивид, другой, можно сказать, — атом, и оба бессмертны, каждый со своей точки зрения. Но бессмертны они по-разному. То есть они по-разному дрейфуют вдоль своих мировых линий — линий судьбы. Имея разную широту сознания, если так можно выразиться. Дело в том, что атом сознает только факт своего существования, а человек широк — можно сузить. Можно отрезать у него ногу, он осознает это и продолжит существование. Можно отрезать другую… А у атома ничего нельзя отрезать, потому что тогда он уже не будет атомом. Таким мы его представили, и так он скользит вдоль мировых линий, как не имеющая частей точка.
Но можно ли говорить о сознании атома? Думать, что он, этот маленький кубик, может быть, что-то такое (элементарное, разумеется) чувствует, когда разгоняется на скорости или сталкивается с другим кубиком? Или перед тем как исчезнуть — превратиться во что-то иное — испытывает какое-то подобие страха, а может, наоборот, радостно предвкушает тот миг, когда из кубика станет шариком. В последнем я, разумеется, неправ — то есть, я и в первом, конечно, неправ — кубик, который что-то там чувствует, это все равно как говорящая собака из сказки, но в последнем я не прав существенно. Потому что противоречу тому, что сказал в самом начале, — он, атом, сознает только то, что он существует. Так было сказано, и оттого, что оно было сказано, смысл слова «сознает» начинает требовать уточнения. С этого момента (или с этого места, если угодно) сознание — это не то, что чувствует, испытывает, ощущает, а первое слово во фразе «Сознание не воспринимает небытия» (фраза-ключ, в которой залог бессмертия). И это «не воспринимает» останется и когда ощущения пропадут, и чувства исчезнут.