Но что это за штука, которую назвали словом «сознание»? Для внешнего взгляда, если такой представить, — это некая метка, которой отмечен путь, один из возможных. А для собственного, если так можно сказать, взгляда, или с собственной точки зрения, это — фонарик, освещающий путь. И этот путь оказывается — кажется — единственным. И кто ответит — там метка и свет фонаря, где путь, — или там путь, где свет фонаря и метка?
Еще это как бы кончик карандаша, точка, ведущая линию, — кончик карандаша, который рисует себя и сам собой нарисован, и вокруг него ничего нет, кроме этой линии, которую он рисует, — или это еще что-нибудь, не знаю что, — какой-то лабардан, если одним словом, — маленький лабардан, если двумя.
И вот образовалась картина, где маленький кубик — атом — собственным существованием ведет свою линию в объемлющем мире. Но такую же линию — вспомним картину, нарисованную прежде, — ведут короткоживущие и долгоживущие частицы, и не уничтожающаяся плюс-минус пара, и свою линию ведет названный так закон силы, происходящий из закона случая.
И каждая линия — даже та, которую ведет атом, — запомним это — по сути своей является пучком линий, оставляющим возможность дальнейшего выбора из вариантов.
146
Двое шли по коридорам лабиринта, по пути, отмеченному жирными стрелками с поперечной черточкой на конце. Они шли неизвестно сколько времени и остановились вдруг у места, где другая стрелка, такая же жирная, уводила под углом в сторону. Это был перекресток.
— Есть сомнения, — сказал Эф третий, — потому ли пути мы идем.
Стены главного коридора были выложены глянцевой плиткой. Узор из красных и белых грибов шел полосой над полом — большой красный, маленький белый, маленький белый, большой красный, потом наоборот. Поперечный коридор был проще — с кирпичными стенами и земляным полом. Еще один коридор был в пятую сторону — короткий тупик.
Они зашли туда и сели на пол, подложив под себя одеяла.
Около места, где сидели, была ниша в стене, а в нише — кувшин с водой и лепешка.
«Однако, кормят, — подумал третий, — хотя, где вино? Круг сыра? Кольцо колбасы?»
— Мы могли оказаться с самого начала не у той стрелки, — сказал он, разламывая лепешку на две части.
— У наших стрелок поперечина была под прямым углом, а у этой она идет наискось, — сказал человек Ю.
— Я помню это, но могу ли я быть уверенным, что помню правильно? — возразил третий. — Даже если ты помнишь то же самое, — добавил он, помедлив. — К тому же не следует исключать возможность того, что такими же стрелками может быть обозначен совсем другой путь.
— Мне казалось, что ты не привык сомневаться, — сказал человек.
— Только не в этих коридорах, — сказал третий. — И только не в отношении тебя. И давай, кстати, еще раз сравним наши телесные знаки.
— Давай, — согласился человек, — если ты думаешь, что там что-то изменилось с прошлого раза.
— А что, — спросил третий, прикасаясь ладонью к родимому пятну над правой ключицей человека, — ты соглашаешься потому, что хочешь сказать «да», или потому, что не можешь сказать «нет»?
— Не говори, что для тебя это сейчас имеет значение, — тихо засмеялся человек.
— Но мне сильно не нравится, что ты сейчас остаешься где-то там, в обществе этого господина с длинным ногтем — ведь существует, если я правильно понимаю, такая линия мира, — а в свое время еще и с господином Фа, — это ведь так?
— Там тебя нет, где есть господин Фа.
— Да, но я не хочу, чтобы ты был — ты была — с кем-то еще, в какой угодно реальности. Я вне себя от такой мысли.
— Ну и глупо. Мы разве не здесь с тобой. Так что пользуйся.
Четыре шрама и семь родинок вместе с родимым пятном дали число одиннадцать.